— Подожди!

Женя ухватила Мартина за рукав в последний момент.

— Что?

— Не знаю, что в этих случаях говорят. Чего там…Ни пуха ни пера. С Богом!

— Да, спасибо, — парень неожиданно смутился, — Или нет, лучше к чёрту.

— Подожди ещё секунду.

— Что ещё?

— Наклонись.

Женя поцеловала Мартина совершенно неожиданно даже для самой себя, скромно, в уголок рта. Губы у него оказались мягкие, чувствительные. Он почти рефлекторно подался ей навстречу и она почувствовала насколько это приятно. Давно забытое, а может и не изведанное ощущение. Тут же между ними холодной глыбой влез громоздкий Гибсон. Разделил надвое своим глянцевым полированным телом. Ольгерд обернулся, помахал Мартину рукой. А тот всё тянулся к Жене губами, не в состоянии разъеденить поцелуй.

— Иди уже. Иди, — Женя легонько толкнула его в плечо, — тебя ждут.

Мартин поправил гитару, потрогал на спине передатчик.

— Ну, иди же.

— Когда вернусь, я займусь тобой вплотную

Он нахально хмыкнул, потом на секунду прижался к ней всем телом и, под гвалт публики, выкатился на сцену.

Первые несколько минут вышли смазанными. Немного замешкался Тони. Мартин и Эрик перепутались местами. Женя уже знала, что идеальное место басиста справа от барабанщика(Мартин пояснил, что так басисту лучше слышна басовая бочка с которой он должен играть в унисон). Ольгерд дольше положенного прилаживал микрофонную стойку. Но первый же энергичный прогон Мартина на гитаре, показал насколько она ошибалась. Едва Ольгерд запел, Жене показалось, что она знает этих парней уже много лет.

Казалось, что они выросли в одном дворе, ходили в одну школу. Что у них общие проблемы и надежды. Одни и те же сомнения и разочарования. Одинаковые радости и утешения. Как-будто на сцене действительно выступали её родные братья.

Женя и не заметила, что её окончательно "вставило", когда она вместе с остальными зрителями отчаянно кивала головой, тянула вверх рокерскую козу и орала охрипшим, от волнения и восторга, голосом. Всё, что происходило сейчас на сцене оказалось для неё и хобби и философией и психологией одновременно.

В какой-то момент ей даже стало стыдно от своих прежних мыслей. От тупого поклонения чужим принципам и собственной фрустрации.

А ещё Женю чрезвычайно порадовала реакция огромной толпы на живую и мощную музыку, так словно она переживала за собственное детище. Это совсем короткое выступление неожиданно сделало из массы людей единую, дружную семью. Сверху Женя видела, как толпа дружно подхватывала песни, фотографировала и обнималась.

Мартин скатился обратно за сцену разгоряченный словно печка.

— Это было так здорово! — Женя помогла ему выпутаться из гитарного ремня, подала полотенце.

— Правда?

Мартин сиял словно начищенный медный самовар.

— Правда! — спокойно и просто ответила Женя, — вы были великолепны.

Мартин торопливо вытер лицо полотенцем, отбросил его в сторону и неожиданно заключил Женю в объятия:

— Послушай, малыш, мне надо тебе очень много сказать, — горячо и взволнованно зашептал он, — я понимаю не место и не время. Я вообще не мастер говорить такие вещи. Короче, я очень хочу, что бы ты была со мной. Ты мне очень нужна!

Женя прижалась головой к его плечу, обхватила руками за талию, а Мартин продолжал говорить:

— Я понимаю, что не подарок и ты обо мне очень мало знаешь, — речь у него была сбивчивая и сумбурная, — Я рас*издяй хамло и пошляк. У меня в жизни были только одни серьёзные отношения. Если хочешь я потом тебе расскажу о них. Я совсем не тот мальчик мечты с гитарой. Но я твой. Я это чувствую, так же, как ты моя…

Женя прижалась к Мартину крепче, зарылась лицом в его грудь не в состоянии расцепить пальцы. Однако внутри, вопреки её ошалелому ликованию, начал разгораться едкий и одновременно холодный огонёк сомнений. Мартин до сих пор не знал о ней ровным счётом ничего. И если он был готов поделиться своим самым сокровенным, то рассказывать о своей прошлой "романтике" Женя по прежнему была не готова.

Глава 18

«Как я ему скажу? Как объяснить своё молчание? Как рассказать о том, что много лет была тупой и послушной жертвой абьюзера? Почему всё это терпела и сносила побои, как безмозглая заложница собственной трусости», — мучительно думала Женя. Она стояла на длинной галерее, вглядываясь в надвигающиеся сумерки. К вечеру озеро нахмурилось. Стало неспокойным. Где-то далеко клубилась густая лиловая туча, поблёскивая вспышками молний и обещая грозу. Впрочем, надвигающаяся непогода совершенно не пугала шумную толпу молодёжи, которая приехала на концерт. На танцполе намечалось афтепати и на площадку перед сценой тянулся оживлённый ручеёк людей. Столько месяцев отношений и на тебе, вдруг разговорилась. Поймёт ли её Мартин? Ведь в любви каждый старается сам для себя и будет ли он снисходительным к её позорной истории и долгому молчанию. Женя посмотрела вниз и вдруг снова ощутила уже знакомый, сверлящий взгляд. Значит ей не почудилось. Она непроизвольно похолодела, чувствуя, как бешено затрепетало сердце, а пронзительная головная боль предвестила начало панического приступа. «Этого просто не может быть! Мне показалось, — невольно подумала Женя, — гарантированное умопомешательство. Но сколько я ещё смогу бегать от самой себя? Сколько ещё времени закрывать на проблему глаза? Я должна решиться. Должна рассказать. Нет. Я теперь никому ничего не должна. Это всё паранойя. Больное воображение». Она зажмурилась в надежде, что проклятый взгляд исчезнет сам собой. Может быть, это просто, какой-то старый знакомый?