Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кот сказал, что Таня даёт мне силы. Это тот свет, который я заметил? – хмуро уточнил Вран.
– Да, именно.
– Тогда… тогда мне нельзя быть рядом? – мрачно-премрачно спросил ворон.
– Почему?
– Ну, если она мне силы отдаёт, то у неё же меньше остаётся! – Вран понурился.
– И что? Ты готов улететь? – с интересом исследователя уточнила Шушана.
– Да, если… если…
– Ой, чудак! Это же не твоя любимая физика – если где-то увеличилось, значит, где-то уменьшилось! – не зря норушь наведывалась в разные квартиры – много чего можно узнать даже от бубнящих уроки школьников.
– Эта сила совсем других свойств – она увеличивается, когда её отдают! Ты видел свет от искренних слов, от заботы, от тепла. От любви, если хочешь. Всем этим люди могут делиться, отдавать тому, кто в этом очень нуждается, и у них не становится меньше всего этого, понимаешь? Этот свет, который ты заметил, видят и обычные здешние животные, попавшие в беду, когда понимают, что их нашли те, кто готов за них бороться, кто их не бросит, будет спасать, заботиться и любить. И не за какую-то отдачу, за прибыль или похвалу, а просто потому, что могут поделиться своим теплом с кем-то кому, оно необходимо. Поделиться из-за того, что оно им дано, понимаешь? У кого есть, тот и отдать может. Отдать без убытка для себя, а просто потому, что отдавать любовь – это тоже счастье.
– Странно… – выдохнул Вран. – Я не знал, что они так могут.
– Странно не то, что ты не знал, странно то, что многие из людей не имеют ни малейшего понятия об этом. Кто-то в принципе не осознаёт, какие силы им дарованы и зачем, а другие… таким всё кажется, что это надо беречь, копить, экономить, не распыляться… Только вот тот золотой и тёплый свет в кладовую не положить и в погребе не сохранить. Он меркнет, становится тусклым, остывает и слабеет, когда человек расходует его только для себя. И сам человек становится несчастлив… Вот вроде всё есть, всего хватает, жив-здоров-успешен, а хоть на луну вой от тоски, – норушь махнула лапкой в сторону.
– Вон там, на первом этаже в доме, где наша с Таней квартира, один такой живёт. Тут какое-то время назад привязали к забору собаку. Привязали и ушли – бросили. Мне её так жалко было! Я уж думала, что, может, этот тип её возьмёт. Ну а что ему? У него квартира большая, денег много, машина, загородный дом. С женой он развёлся, дети выросли, родители у сестры живут. А сам – один. Живёт, как сам говорит, «для себя».
– А он? – Вран повспоминал, повспоминал, но ни одного жильца с собакой так и не вспомнил.
– А что он? Подумал было, а потом начал вслух ворчать о том, что собака эта ему попросту незачем – ремонт у него новый, работы много, а потом в отпуск ездить будет неудобно, волнуйся ещё за эту собаку…
– Она… она погибла? – Вран преотлично знал, как это – быть одиноким, да и брошенным себя ощущал очень часто.
– Нет, её забрал один парень. Кстати, по виду, денег у него на порядок меньше, да и собака не единственная, но вот в чём-то он гораздо богаче того скрягодушного типа. Так что и для парня, и для собаки всё закончилось замечательно, а вот тот…
– А с ним что?
– Да плохо с ним – от одиночества и тоски ошалел уже. Несчастным сам себя делает чем дальше, тем больше. Ну, тут уж каждый выбирает для себя! – Шушана не просто так беседовала. Она, конечно, не обладала талантами Терентия, но уж отвлечь беднягу-птенца от тоскливых раздумий смогла преотлично!
Шушана насторожила ушки и, уловив, что Терентий готов закруглиться и сдать объекты морально разложенными на ворономолекулы, собранными обратно в новом порядке да прилично ощипанными, позвала Таню, помахав лапкой в сторону коридора.
– Думаю, что наши гостьи уже готовы к новому восприятию реальности.
Вран вышел вместе с Татьяной и был поражён:
– Мой любимый мальчик! Я так счастлива, что ты нашёл тут своё место! – провозгласила мать, вернувшись в человеческий вид.
– Я тобой горжусь. Ты должен, обязан оставаться ТУТ!
– Ээээ, а отец говорит…
– Не думай об этом! Я всё объясню твоим бабушкам, тётушкам и прочим ворроницам… Поверррь мне, у твоего отца не останется иного выборра!
Вран прикинул количество родственниц, проживающих в «долётных» окрестностях, и почти пожалел отца. Выбор у него и правда будет невелик – согласиться или попросту утонуть в гомоне неутомимого птичьего базара.
– Танечка! Я так вам пррризнательна! – Каруна попыталась снова вцепиться в Татьяну, но на пути возник Терентий, умело-кошачьим приёмом заплёл ноги вороницы, и та благоразумно не стала пробиваться к цели по колено в котиках… Всё равно это дело безнадёжное!
Вран довольно кивал на разглагольствования матери о «ррродовой чести», которую надо не «посрррамить», но вот тётка его удивила:
– Берреги её! – сказала она, прощаясь и кивнув на Таню. – Названную сестрру беррегут не меньше ррродной.
«Ничего себе… а я всю жизнь думал, что она глупая. Ходили, пррравда, слухи, что тётка Каррита из талантливых воррониц, но я не верррил. А напрррасно! – думал Вран, провожая взглядом двух крупных, чёрных как уголь, птиц. – Надо было покинуть рррод, чтобы увидеть то, что с детства было прррямо под клювом!»
Результатом этого визита стало вручение Терентию тазика крупных креветок, которых он ел, морально переживая о том, что они когда-нибудь да закончатся, а новых объектов для умурлыкивания и замяукивания пока не видно.
Кроме этого, за описанными событиями последовало резкое увеличение количества Таниных пациентов.
Появлялись они по-разному. Кто-то прилетал вороном, стучался в окно, а потом поджидал Таню в особо отведённой для этого комнатке. А кто-то приходил в человеческом облике и шёл через клинику.
Такие пациенты сильно нервировали Валентину.
– А… а какое у вас животное? Вы его с собой принесли? – пыталась она как-то зарегистрировать клиента.
Хорошо, что вороны – существа умные. А те, кто приходил через ветклинику, потому что не хотели быть обязанными Соколовскому, были неплохо адаптированы в людском мире, так что быстро соображали, что именно нужно этой приставучей девице.
Ответы о консультации насчёт какого-то животного, оставшегося дома или пустая переноска с якобы кошечкой вопросы Валентины снимали, зато оставляли чувство острейшей неполноценности – приходящие клиентки были изумительно красивы тонкой мрачноватой красотой и столь же высокомерны, а клиенты – исключительно привлекательны, по крайней мере, на взгляд Валентины, явно состоятельны, но абсолютно, возмутительно равнодушны к её взглядам и кокетству.
Таня вообще никакого внимания на внешний антураж клиентов не обращала, и это воронами преотлично осознавалось. Так что после первой попытки «указать человечишке с грязной работой на её место» пациенты начинали скидывать обороты и крайне неохотно рассказывать о проблемах, которые их беспокоят.
– Мне что, клещами