— Вам это известно — золото, много золота. И, разумеется, ваша жизнь! Скоро чёрный герцог прибудет сюда в сопровождении свиты. Я чувствую их всех!.. Один из них переходный, на грани — ещё человек, но уже и не совсем. Это я о вознице. А другой — вполне себе человек смертный, как и вы. И это — ваш противник в Игре. Вы знаете, о ком я.

— Увы, даже не смею предположить…

— Это ваш старший брат, Еремей Силуанович Солнцев-Засекин.

— Брат⁈

— И только один из вас сможет после полуночи покинуть шахту живым. И богатым. Если бы вы знали, как я боюсь за вас! Глубины полны опасностей, там обитает гигантский крот по имени Кродо. Привратник, хранитель золота чёрного герцога! Настоящее исчадие преисподней!

Алисафья вздохнула, и ей на плечо в этот миг легла ладонь. Опустив на неё глаза, девушка едва удержала рвущийся крик — это была чья-то беспалая грязная рука! На месте указательного пальца чернела обугленная бляшка со спекшейся кровью.

— В этом ты не права! Кродо мёртв! Я облегчил положение, — едва слышно произнёс Фока. Его бледное лицо осунулось, будто он постарел за этот бесконечно долгий день. — Кродо уже вне Игры.

— Фока! Милый мой Фока! — с трудом удержала возглас Алисафья, бросившись ему на шею. Он прижал рыжую девушку, осторожно похлопав по вздрагивающему плечу обезображенной ладонью.

«Ну вот, они и встретились! — подумал молодой барин. — Рад за них, конечно… Именно так и должны ликовать чистые, добрые и смелые сердца!»

Глядя, как Алисафья крепче прижимается к Зверолову, он закусил губу:

«Судьба? Значит, Она всё-таки существует не только в высокой поэзии? Но какая же Она всё-таки злая! Почему нам суждено было встретиться с этой прекрасной девушкой только сегодня? Почему мне было дано полюбить её вот так — внезапно, до полной потери рассудка? Полюбить Алисафью так обречённо, ведь сердце её занято большой и настоящей любовью, а значит — занято навсегда. А я… готов был отдать ради неё всё, даже жизнь! И всё равно — отдам… Что бы ни представляла собой эта жестокая Игра, я одержу победу — и не за ради какого-то золота, а во имя её, Алисафьи! Ведь счастье, будущее её и этого странного охотника, судя по всему, зависит этой ночью только от меня. Мы должны победить, или погибнем все вместе».

И он вспомнил, как после тяжеловесной поступи громящего и пробуждающего всё на своём пути пущевика они оказались с девушкой в сугробе, лицом к лицу… Снежинки мерцали и таяли на её длинных ресницах, локоны рыжих волос щекотали его лоб… Алые губы — вот они. И будто вновь уловил аромат, точно они купались в разнотравье лесной опушки. Всё это произошло так недавно, а казалось — в иной, утраченной, потерянной жизни! Как же ему нестерпимо хотелось вновь оказаться там, снова лицом к лицу с ней! И поцеловать! Пусть это безумие, которому потом не удалось бы найти объяснения, но всё же память об этом поцелуе так бы помогла ему там, в шахте! Но, не суждено. Увы… И всё же будет памятна до последнего вздоха эта теснота, близость её…

— Что они сделали с тобой, мой Фока! — плакала она. — Кто издевался над тобой, милый брат! Скажи, кто! Я прочитаю такое заклятие, что мерзавец будет разлагаться, как мертвец, при жизни! И будет молить о смерти, а та не придёт, пока он сам не превратится в лужу гнили!

«Есть ли Судьба? Вот бы посмотреть в глаза Её и спросить — почему же всё так неуклюже-то? — стучали мысли, а потом собрались в кучу, словно пчелиный рой, и рухнули. — Брат? Она, кажется, произнесла — 'милый брат»?

Вновь взглянув на них, Антон Силуанович ударил себя по лбу. Как же он сам не догадался? Оба жгуче-рыжие, и одеты так похоже!

«Значит, он её брат! Брат!» — и улыбнулся, ликуя.

— Вы находите наше положение весёлым? — сказал Фока, чуть отстранив плачущую сестру. — Боюсь, что нет, и особенно — ваше. Убить Кродо — лишь маленькое, незначительное облегчение в Игре, которого я сумел добиться для вас. И притом такой ценой!

Он посмотрел на Алисафью, и провёл кончиками пальцев левой руки по щеке. Правую же спрятал за спину, но девушка ухватила её, поднесла к губам и расцеловала.

— Алисафья, зачем ты здесь? Как ты могла нарушить все уговоры, ослушаться? Ты же знаешь, чего тебе это будет стоить! Отныне ты — изгой, и никогда, слышишь, никогда уже не сможешь вернуться домой! Ты останешься здесь, состаришься и умрёшь, как все простые смертные! Тебя ждут горе, болезни, печали и страсти земные. Зачем?

— Я сбежала вслед за тобой, потому что знала, как буду тебе нужна, мой оголтелый Фока! Знала, что из-за своей горячей головы ты обязательно оступишься, наделаешь ошибок! Тебе не справиться одному, без меня! И ведь оказалась права! Не спорь! Я смогу помочь тебе!

— В чём же?

— Остановить страшного герцога!

— Да, я сделаю это! Это — мой долг!

— Но та пуля, что была дана тебе, ещё с тобой? — спросила Алисафья, и посмотрела так укоризненно, будто знала ответ.

— Та, нет… Она сразила Кродо. Но есть другая.

Алисафья провела ладонью у груди Зверолова, мелькнул розовый огонёк:

— Здесь?

— Да?

— Но это — всего лишь мёртвое серебро.

— Я знаю. Прости, но… не успел. Я взял след ведуньи, даже навеки запомнил её имя — Апа-травница. Но…

— Ты же знаешь, — она хлюпнула носиком, утёрла слезинки, заправила за остренькие, как у лисички, ушки непослушные рыжие волосы. — Ведь я же могу! А ещё ведь спрашивает, зачем я мчалась за ним сквозь Время! Да потому что знала: останешься совсем беспомощным!

Фока нащупал пулю, протянул её на ладони.

Антон Силуанович смотрел, не в силах оторвать глаз, как девушка сжала пальцы Фоки, положив свои ладони на его. Они встали на колени лицом друг к другу, глаза сошлись, не моргая. Поднялся ветер, шевеля лапы елей, пошёл снег, но плавно, словно сверху повесили колышущийся белый саван.

Алисафья сосредоточилась, и произнесла сначала тихо, а потом её голос всё больше креп, кружился, подхватываемый ветром:

— Всеми тайными ходами да мерами, то пудами, то вершками, то могилами, то крепилами, всеми годниками и негодниками, да моими посильниками, пусть слово