я не смогу помешать тому, чтобы этих мальчиков отправили на войну, если их имена попадут в ведомость. Я не могу препятствовать тому, чтобы их заставили сражаться и убивать. Не могу я и предотвратить их смерть. Но я могу помешать их сердцам претерпеть превращение. Я могу помочь им идти по пути любви и праведности. Хотя бы это я могу сделать.

Антон вертит шляпу в руках. Он ставит ее на учительский стол – по крайней мере, пытается. Он не рассчитал расстояние, и она падает на пол. Несмотря на нервный испытующий смех, он поднимает ее и водружает уверенно на место, затем поворачивается на каблуках и смотрит на учеников. Он не вполне уверен, что ему говорить.

Один из мальчиков восклицает с радостным нетерпением:

– Mein Herr, вы будете учить нас играть музыку?

Антон усмехается.

– С Божьей помощью.

Мальчики и девочки шаркают ногами и возбужденно перешептываются.

С чего лучше начать? Он открывает ближайший ящик и достает оттуда первый инструмент. Он поднимает его повыше, чтобы все дети могли его рассмотреть.

– Это корнет. Красивый, не правда ли? Из всех духовых инструментов он способен брать самые высокие ноты – чтобы этот инструмент заиграл, надо прижать к нему губы.

Он показывает, как нужно, сжимая губы вместе и издавая дребезжащую вибрацию. Дети смеются.

– Я передам его по кругу, чтобы вы могли его прочувствовать. Играть пока не пытайтесь – еще нет. Никто из нас не хочет вернуться домой с головной болью.

Снова смех.

Корнет идет по кругу. Дети взвешивают его в руках, представляют себе, как бы они смотрелись с ним – умелыми и гордыми. Антон извлекает из сундука следующий инструмент.

– Французский рожок. Взгляните, какие завитки и как клапаны отличаются от тех, что наверху корнета. Этот звучит сочно и сладко.

Он называет каждый инструмент и объясняет его роль, какой цели он будет служить в их оркестре. Баритон, тромбон с длинным мундштуком – его ему требуется собрать, пока дети наблюдают. Кларнет и пикколо, гобой и флейта, яркие тарелки, которые вспыхивают, когда он поднимает их. Дети закрывают уши руками, ожидая, что он ударит им друг об друга, но Антон только смеется и передает одну тарелку по классу.

Показав им все инструменты, он говорит:

– Теперь каждый из вас пусть попробует тот, который ему больше понравился, чтобы мы смогли выяснить, кому что подходит. У меня недостаточно инструментов для каждого, так что даже когда сделаете выбор, большинству из вас придется делить инструмент. Я попрошу вашу учительницу фройляйн Вебер помочь мне составить расписание. Как вам такое предложение? Встаньте и постройтесь по росту.

Детям в Сент-Йозефсхайме нравился такой способ строиться. Брат Назарий редко вызывал их по порядку строя, от самого высокого к самому низкому. Иногда он шел в обратном порядке, иногда выбирал кого-нибудь из середины, так что у каждого был шанс стать первым.

Они начинают с одних лишь мундштуков. Антон снимает металлические крышечки с каждого медного духового инструмента; дети пробуют дуть в них по очереди, суетясь, и комната наполняется кряканьем. Ученики заходятся от смеха, звук такой дурацкий, – но Антон отмечает, как быстро они учатся. Вскоре он вкручивает мундштуки обратно в медные конструкции. Дети играют – или пытаются играть; нестройное гудение и слабый визг снова их смешат, но в классе воцарилась серьезная атмосфера. Они честно стараются изо всех сил, чтобы научиться, – каждый из них. Это не похоже ни на что из того, чем им приходилось заниматься прежде. Они с рвением берутся за развитие нового навыка – того, что станет навыком со временем и практикой – они сосредоточены, серьезны, как редко бывают дети. Те, кто не играет сам, подбадривают остальных. Они аплодируют первым попыткам друг друга взять До, и Ля, и Соль. Дух сотрудничества формируется, завязываются свежие бутоны доверия и товарищества. В один прекрасный день, эти бутоны распустятся, расцветут взаимоподдержкой и единством, волшебными силами, которые свяжут вместе новую музыкальную группу.

Два часа занятий пролетают. Пока Кристина Вебер проверяет имена по списку, Антон отпускает половину детей по домам с инструментами – всех, кроме тех, кто будет играть на ударных. Они должны сначала получить разрешение от родителей. Антон не станет преподносить родителям Унтербойингена сюрприз в виде тарелок или малого барабана. Он не будет так жесток; трубы и пикколо уже достаточная пытка.

– На следующей неделе, – говорит он, – каждый из вас должен уметь играть ноты, которые я вам показал, так что практикуйтесь, как следует, и не забудьте встретиться на неделе с вашими напарниками, чтобы обменяться инструментами. Те, кто первыми получил инструменты: вы будете ответственны за то, чтобы напомнить друзьям, как играть правильные ноты. Барабанщики, вы будете практиковаться на своих коленках, пока родители не разрешат вам держать у себя барабаны.

Он показывает им, выстукивая парадидл, пока весь класс не запоминает, даже те, кто не будет заниматься ударными.

Антон направляется домой в синих сумерках, Ал и Пол идут рядом. Пол несет корнет, который мальчики будут делить; он не может удержаться, чтобы изредка не выдуть пару визгливых нот, и каждый раз, как он это делает, кролик выскакивает из-за обочины или стая куропаток шумно поднимается в воздух. Антон едва ли может вспомнить, когда чувствовал такое удовлетворение. Его сердце бьется с насыщенным теплым чувством радости от достигнутого – и с уверенностью, что он заложил фундамент для чего-то чудесного, чего-то, что он создаст. Он ожидал, что вновь стоять во главе класса не принесет ему ничего, кроме боли. Но ему не стоило бояться. В мире, погрязшем в скорби, он нашел небольшую порцию счастья. В такое время это дороже золота.

Когда они подходят к дому, Элизабет спускается по лестнице им навстречу. Антон задерживается в саду, в то время как мальчики бегут вперед, горя от нетерпения показать матери корнет. Она видела его и раньше, но в их руках – никогда. Антон наблюдает, как она сходит вниз по лестнице коттеджа, омываемая бледным лунным светом. Сперва он думает: «Как она прекрасна, с этим серебряным сиянием, сверкающим в темных волосах, словно корона. Она даже симпатичнее, чем Кристина Вебер». Но когда Элизабет подходит ближе, он видит, что ее взгляд суров, рот плотно сжат и изобличает ее беспокойство. Она лишь на короткий миг задерживается, чтобы полюбоваться корнетом. Затем она кладет руку на макушку Пола, прерывая его болтовню.

– Идите в дом, мальчики. Ужин ждет.

Братья с топотом и грохотом поднимаются по лестнице, толкаясь и смеясь. Пол издает финальный визжащий звук на