Осмельда, Къярт время от времени поглядывал на сидящую в молчании Кару и Райза, по своему обычаю занятого кипячением воды в котелке. Иногда начинало казаться, что будь это возможно, и Райз все проблемы решал бы с помощью горячего чая. Увы, горячий чай был не настолько всесилен.

Къярт знал, зачем Райз захотел провести эту ночь подальше от охотников. Они так и не поговорили с Карой о том, что собираются призывать и других паладинов, но больше откладывать было некуда. Прийти в Эсшен и поставить ее перед фактом на пороге гробницы — хуже не придумаешь.

— Кара, ты понимаешь, почему мы идем именно в эсшенскую крипту? — Райз нарушил затянувшееся молчание.

Кара кивнула. Она не смотрела ни на него, ни на Къярта и имела вид довольно меланхоличный, за которым могла прятать что угодно.

— Это необходимо, — продолжил Райз. — Если Къярт сможет призвать души других паладинов, это заметно увеличит наши шансы против Орды. Мы не в том положении, чтобы перебирать варианты.

— Я это понимаю. Не дура. И ничего вам не говорю.

— Но тебя это не устраивает.

— Я ничего вам не говорю, — отчеканила Кара и подняла на Райза давящий, как тиски, взгляд. — Что ты хочешь? Чтобы я радовалась, что сила некроманта осквернит не только мою душу, но и души множества других паладинов? А я буду стоять рядом, смотреть, как они приходят в себя один за другим, понимать, что они чувствуют то же самое, что и я. Да, Райз, меня это не устраивает. Но я так же понимаю, что это должно быть сделано — при условии, что вы действительно собираетесь противостоять Орде, а не преследуете какие-то свои цели. Я понимаю и ничего вам не говорю. Так что ты хочешь от меня?

Райз улыбнулся и, не торопясь с ответом, принялся разливать чай по чашкам.

— Он хочет лично услышать, что тебе не нравится, — между делом произнес Къярт, не отрывая своего внимания от раскрытого на коленях дневника. Некромант, работавший над способом снять заклятие с метаморфов, отличался особо небрежным почерком. — Райз всегда так делает, и молчание тут не поможет. Поверь, я знаю, что говорю. Проще смириться и…, — Къярт запнулся, обнаружив на одной из схем несоответствие с написанным ранее, и зашелестел бумагами с чертежами, сделанными Осмельдом. — Проще смириться и принять эту его черту как неизбежное зло.

— Спасибо за поддержку, Къярт, — оскалился Райз.

— А как иначе?

Нахмурившись, Къярт переводил взгляд с одной схемы на другую. Даже некроманты с отвратительным почерком не отличались беспечностью и намеренно внесли в записи ошибки, которые Осмельд тоже подметил и исправил.

Кара закатила глаза.

— Вы когда-нибудь перестанете препираться?

Къярт оторвался от бумаг и встретился с Райзом взглядом.

— Это вряд ли, — усмехаясь, тот покачал головой.

— Да, боюсь, здесь без вариантов, — согласился Къярт.

Вздохнув, он отложил дневник и записи Осмельда в сторону, и придвинулся к огню.

— Я понимаю тебя, Кара. Как некромант, привязавший твою душу к себе, — на его губах появилась грустная улыбка, — я знаю, как ты относишься к тем или иным вещам. Мне тоже не доставляет радости необходимость беспокоить мертвых, тем более когда те будут смотреть на меня, как на заклятого врага. Так что, если тебя это утешит, предстоящее принесет мне даже больше неудобств, чем тебе.

— Ты самый странный некромант из всех, что я встречала.

Къярт развел руками. Он был рад и тому, что Кара перестала видеть в нем чудовище. Во всяком случае, ему хотелось верить, что это было так.

— Что ты ухмыляешься? — Кара с недоверием покосилась на Райза.

— Полегчало, да?

— Что? С чего ты вообще…? Да он же просто невыносим с этой своей силой!

— Я знаю, — Къярт добродушно улыбнулся и вернулся к изучению записей.

Дорога до Эсшена заняла восемь дней: восемь долгих, заполненных колючим снегом и изматывающим ветром дней. Отряду пришлось проехать на восток вдоль границы плоскогорья, а затем свернуть в горы на узловатый, старый торговый путь. Порой лошади брели едва ли не по колено в снегу, и Къярт уже не был уверен, что все из них дойдут до места назначения. Последние годы сообщение с Эсшеном было организовано по воздуху и только редкие купцы, по какой-то причине отказавшиеся летать на дирижаблях, еще возили свои товары через горы. Но в такую погоду желающих воспользоваться наземной дорогой не нашлось.

После недели, проведенной в холоде и серости, выглянувший из-за горного кряжа Эсшен показался миражом. Сияющий сотнями огней, что тянулись вверх и вширь по горе, точно елочная гирлянда, он застыл в сгустившихся сумерках.

Эсшен не построили в основании горы. Его возвели буквально на ее уступах, чтобы он гордо возвышался над заснеженными пиками гор. Его нижние ярусы ощетинились защитными стенами и орудиями, которые служили скорее украшением, чем средством защиты. Никто в здравом уме не стал бы нападать на Эсшен. Чтобы сделать это, сперва к нему нужно было добраться, а затем собраться с храбростью атаковать город, чей покой стерегли три исполина. Они, конечно, хранили ту же неподвижность, что и все остальные, но вид рук, тянущихся прямо из скалы в небо, с зажатым в них подобием меча и булавы, не мог не рождать трепет. Поговаривали, что сама гора, на которой обосновался Эсшен, являлась одним гигантским четвероруким исполином. Но будь оно так, и вряд ли каменотесы смогли бы высекать в нем новые ярусы для продолжающего разрастаться города.

Никто достоверно не знал, сколько исполинов погребено в эсшенской горе — один или два. Наиболее популярное мнение утверждало, что два. Все-таки орудовать одновременно мечом и булавой, даже если у тебя четыре гигантские руки, не слишком удобно.

Кроме закованных в камень, у Эсшена был еще один исполин. Настоящий гигант — один из тех, кто погиб еще в Первую войну с Ордой — он стоял перед городом с косой в руках, развернувшись вполоборота, словно бы в последние мгновения своей жизни пытался нанести удар. По рукояти и острию косы, вошедшей глубоко в скалу, проложили путь ко дворцу наместника, возведенному прямо на голове Исполина. Хотя головой ее сложно было назвать — скорее блюдом для утки, установленном на длинную и тонкую подставку-шею. Благодаря подпоркам, компенсировавшим наклон, из «блюда» получилась отличная платформа для строительства.

Когда Эсшенские земли только присоединились к Афракскому Союзу, многие осудили идею использовать останки исполина как фундамент для зданий. Но у правящей династии имелся свой взгляд на вещи, которые та не собиралась отдавать вместе с королевскими регалиями и независимостью.

Гривов отпустили еще на подъезде к городу.