Рыжий кивнул, отплывая. Джиад поставила сундучок на берег, выбралась следом. Отойдя немного, оглянулась. Рыжая голова качалась на волнах шагах в сорока от острова, рядом показался плавник салту.

Вытащив нож, Джиад торопливо вскрыла сундучок, изнемогая от любопытства. Богатство! Истинное сокровище, цену которому поймет лишь тот, кто не один десяток дней мок в подводном царстве и ел водоросли с сырой рыбой. Кожаный мешочек с огнивом и сухим трутом. Бутылка вина, залитая сургучом. Увесистый ломоть нежнейшей даже на вид ветчины и головка копченого сыра. Пяток наливных яблок, несколько пресных лепешек, кольцо залитой для сохранности жиром копченой колбасы и какой-то сверток, тоже с пятнами жира. Джиад развернула промасленную салфетку и потянула носом. Сырники! Обычные сырники, которые она столько раз пекла на храмовой кухне, а после, скучая по дому, частенько заказывала в трактирах, куда бы ни занесла работа. Ох, да захоти рыжий ей что-то подарить, лучше бы придумать не мог. Как только измыслил?

Поднявшись на ноги, Джиад огляделась. Здесь, на берегу, солнце сияло вовсю, но чуть дальше на песок уже падала тень леса. Наверняка там найдутся сухие ветки! И точно, нашлись. И ветки, и несколько стволиков упавших деревьев, и вдоволь мха. Похоже, островок был в той части моря, куда людям заплывать заказано. Чувствовалось, что человеческая нога не ступала сюда уже давно: птицы не боялись людей, косясь на нее с веток, из кустов выглянула любопытная мордочка какого-то зверька вроде белки.

Набрав веток и мха, она вернулась на берег, быстро развела костер. И растянулась рядом на песке, бездумно глядя в веселое золотое пламя. Огонь! Простой огонь, доступный на земле любому бедняку, лишь нашлась бы кучка веток или соломы. И такая роскошь, если лишен его…

Налюбовавшись и отогревшись, Джиад отгребла немного углей, насадила на прутик порезанную на куски ветчину. Сильно зажаривать не стала, лишь протомила до золотистого цвета и дурманного запаха. Сыр поджарила сильнее, до хрустящей корочки. Откупорила вино и достала из сундучка примеченные стаканы. Три глиняных стаканчика, плотно входящие друг в друга, чтобы сберечь место, которого вечно не хватает в матросском сундучке.

Интересно, кто же собирал ей такой гостинец? Явно это делали на суше. У иреназе есть люди везде, стоит вспомнить хотя бы алахасца, с обидной легкостью умыкнувшего Джиад из трактира. Больно царапнула тоска по утерянным навсегда мечам… Что ж, все равно они бы в море не пригодились.

Плеснув в стакан вина, Джиад пригубила густую благородную влагу. Вино кто-то выбирал от души, не пожалев старого турансайского. А может, просто иреназе велели положить лучшего? Хорошее вино, только пить такое в одиночку – грех.

Раньше она бы непременно окунулась в воду перед едой, но теперь море надоело настолько, что каждое мгновение на суше казалось блаженством. Джиад еще понежилась на горячем песке, поворачиваясь то на спину, то на живот, потом, заложив руки под голову, долго глядела на облака, чинно плывущие куда-то. Может, даже в Арубу. Вот бы послать весточку в храм! Правда, похвалиться ей нечем. Но если прав король иреназе и Торвальд действительно продал Джиад, это должны узнать дома. Узнать, чтобы ни один жрец Малкависа по доброй воле больше не ступил на земли Аусдрангов. Ни за какую плату! Храм ценит своих детей, и предавший одного из них теряет право вверять жизнь жрецам храма не только для себя, но и для своих потомков. Только сначала надо выяснить правду.

Надломив сырник, Джиад с упоением прожевала чуть солоноватый ароматный творог, рот мгновенно наполнился слюной. Ветчина уже пахла так, что с ног сшибало, сыр вторил ей, как опытный подголосок главному певцу. Поколебавшись, Джиад вздохнула. Ну, не звать же к костру охранников, попросив принца пока поплавать? Еды все равно куда больше, чем она съест за целый день…

Выйдя на край берега, Джиад приставила ладони ко рту и крикнула:

– Эге-гей! Сюда!

И когда в залив стремительно вплыл принц иреназе, жемчужно-белея в прозрачной воде гибким телом, расстилая по спокойной глади яростное золото волос, безмятежно пояснила:

– Не затруднит ли ваше высочество позвать и Дару с Кари? Или иреназе не едят пищу людей?

– Едят, – ошалело отозвался принц, хлопая мокрыми ресницами, на солнце золотящимися так же ярко, как волосы. – А ты точно не хочешь побыть одна?

– Хочу, – кивнула она. – Вот поедим – и можете плавать дальше до вечера. Пока я на солнце погреюсь и по лесу погуляю. Но лопать в одиночку, если могу накормить кого-то, я не умею, уж простите. Так позовете охрану? Ваше высочество…

* * *

Алестар осторожно положил книгу на ложе, чтоб не щелкнула толстыми страницами, повернулся на бок. Всмотрелся в смуглую спину лежащей на животе девушки. Та спала, разметавшись по ложу, даже во сне отвернувшись. Так хотелось провести рукой по нежной золотистой коже, такой тонкой, гладкой, горячей…

Алестар сглотнул, отводя взгляд. Невис говорит, что уже можно, все зажило, но как, если в черных, как Бездна, глазах только холод и отчуждение. И остров, сплавать на который он придумал сам, не помог. Да, Джиад улыбалась, разливая вино, которое близнецам пришлось пить из одного стакана, и угощала иреназе едой с земли, и рыжий, как волосы Алестара, огонь плясал на ветках совсем рядом с кромкой берега, бросая отсветы на ее лицо и шею в вороте рубашки. Но улыбались только губы, а потом его запечатленная отводила взгляд, без лишней спешки, но каждый раз, как Алестар пытался встретиться с ней глазами. И было ясно, что все зря.

Пошевелившись, Джиад что-то проговорила во сне, вскинувшийся Алестар прислушался, но дыхание спящей снова стало ровным и тихим. Да, сам виноват. Быть обязанным жизнью той, кого смертельно обидел, – это ли не шутка богов? Еще более подлая шутка, чем нечаянное запечатление. И как же смертельно стыдно! Его, иреназе королевского рода, спасла и защитила женщина, человек! Сунула в камни, как глупого малька, чтобы не мешал, – и в одиночку победила сирен… Стыдно как…

И уж точно делу не поможет, что кровь закипает, стоит представить, как сжимаешь в объятиях это гибкое сильное тело, такое совершенное каждой линией и движением. О да, поначалу в воде двуногая казалась неуклюжей, но потом Алестар узнал цену этой скупости движений, как узнали ее, на свою беду, сирены-убийцы. А на острове, когда Джиад, поднявшись, ушла в лес за дровами и вернулась с охапкой веток, сбросив их к костру, у Алестара в глазах потемнело. Здесь, в родной стихии, она была похожа на лениво-спокойного в движениях салру, но за этой мягкой ленцой крылась быстрота и точность короля морских хищников. Она была такой, какую Алестар даже представить не мог! Живой, горячей, искренней в ненависти и отважной перед неминуемой смертью. Ни капли лжи и жадности, ни тени желания прицепиться к принцу иреназе, как рыбка-чистильщик к салту…

В горле встал плотный горький комок. Алестар осторожно двинулся еще чуть ближе, изнывая от томительного жара внутри. Может, попробовать? Приласкать сонную, разнежить поцелуями и ласками… Он протянул руку, почти коснулся темного плеча – и отдернул пальцы. Кого он обманывает! Никогда гордая жрица его не простит. Как бы ни хотелось поверить в обратное.