Ее голос прервался, тонкие пальцы сжали руку Джиад с неожиданной силой.

– Оно разлетелось, как разбитая ракушка, – устало закончила Санлия. – Связь прервалась… Через пару часов начался бой, последний бой той проклятой войны. Акаланте победил, я попала в город с другими пленниками. Его величество Кариалл был так великодушен, что после подписания мирного договора вскоре отпустил заложников даже без выкупа… Я долго болела, и король, все узнав, приставил ко мне личного целителя. Господин Невис рассказывал, что нашел моего… Риаласа? Нет? Что ж, ничего уже нельзя было исправить – я понимаю. Риалас передал мне письмо. Что сожалеет и надеется на лучшее для меня. Что его запечатление оказалось не таким сильным, и он еще может найти другую избранную. Только видеться нам с ним больше нельзя – так говорят жрецы…

– Ублюдок, – выдохнула Джиад. – Какой же… он…

– Это запечатление, – просто сказала Санлия, грустно улыбаясь. – Вы не представляете, что оно значит для нас, иреназе. Найти свою истинную любовь – лучшее, что может быть в жизни. А жить с тем, чью душу и тело теперь никогда не познаешь по-настоящему… В общем, я его простила. Только оказалось, что в Суалану мне возвращаться нельзя.

– И вас… вдобавок к этому всему сделали наложницей?

– Вы так говорите, словно это плохо, – улыбнулась Санлия гораздо мягче. – Госпожа Джиад, мне уже никогда не выйти замуж. А стать наложницей наследника – великая честь. Другие девушки добиваются ее, как особой милости. Когда Алестар женится, я буду обеспечена на всю жизнь. Захочу – останусь служить при дворце. Или заведу собственный дом в городе и буду свободна…

– Простите, – от всей души попросила Джиад, гладя ладонь Санлии. – Я не хотела напомнить вам о плохом.

Наложница кивнула, в свою очередь накрывая ладонью руку Джиад. На несколько мгновений они замерли, глядя друг другу в глаза, потом иреназе, словно смутившись, отвела взгляд, порывисто вздохнула и, торопливо попросив прощения, выплыла из комнаты.

И снова потянулись тоскливые дни. Санлия больше не появлялась, тренировки Невис решительно запретил, и только малек салру, становившийся все забавнее, хоть как-то скрашивал скуку Джиад. Рыжий, следовало отдать должное, вел себя тихо и услужливо. Старался угодить, чем-то порадовать, но она хотела только одного: остаться в одиночестве. И ее не трогали, не принуждали к близости, чему Джиад радовалась, понимая, что долго такая благодать не продлится. Ночами принц либо пропадал у наложниц, либо подолгу крутился на постели, явно изнывая от желания, но не решаясь прикоснуться.

А через неделю такого отдыха, явившись рано утром и о чем-то пошептавшись с Невисом, рыжий подплыл к постели, едва не лопаясь от таинственности.

– Поднимайся, – потребовал он. – Поплывем, прогуляемся.

– Вам прошлого раза не хватило? – вежливо осведомилась Джиад, не шевелясь и глядя в потолок.

– Хватило, – обиженно буркнул принц и упрямо повторил: – Поднимайся давай. Это будет особая прогулка. Отец разрешил! Ну что, тебя на руках понести?

– Только попробуй, – зло отозвалась Джиад, нехотя отталкиваясь от ложа. – И куда мы поплывем?

– Увидишь.

В сапфировых глазах рыжего плясали веселые искорки. Кажется, он и вправду был рад, чему Джиад сразу насторожилась. Но охрана, пристроившаяся позади, стоило им покинуть комнату, была спокойна и благодушна, значит, насчет позволения принц не врал. Джиад близнецы-охранники поклонились с небывалым прежде почтением, и она склонила голову в ответ.

В этот раз они выплыли совсем с другой стороны города. Джиад сидела на салту, уже привычно правя лоуром и понимая, что давно пора было проветриться. Или как это сказать про море? Прополоскаться? Она усмехнулась, радуясь ощущению свежести от обтекающей тело воды. Что ж, надо жить, пока жива.

Они все выше поднимались к поверхности, море светлело и теплело, и наконец Джиад почти коснулась макушкой поверхности воды. Рыжий обернулся, глянул тревожно, придержал салту.

– У тебя же амулет, ты дышать не сможешь, – протянул немного растерянно. – Так, погоди… Дару, дай нож.

Охранник протянул тот самый нож серебряной рукоятью вперед, дождался, пока Джиад разомкнет кольцо на цепочке, но обратно брать не стал. Напротив, снял с пояса ножны и тоже подал. Подплывший Кари пояснил Джиад, сжимающей рукой цепочку:

– Каи-на, не откажите принять на память. Мы с братом обязаны вам жизнью и честью. Такой долг неоплатен, но это семейный нож, память о родителе.

– Это слишком дорогая для вас вещь, господин Кари, – попыталась воспротивиться Джиад, но огромная лапища охранника мягко сомкнулась на ее ладони с ножом.

– Не обижайте нас, каи-на, – прогудел Дару. – Ради Троих, возьмите. Будь наши родители живы, они бы сами вас поблагодарили.

– Более достойных рук этому ножу не видать, – подхватил Кари, и Джиад, бережно вложив нож в ножны, прицепила их на пояс, учтиво склонив голову.

– Мое почтение ушедшим, пусть покоятся они в мире.

– От меня ты подарок вряд ли возьмешь, – сказал принц, молча следивший за разговором. – Но, может, и я чем порадую? Поднимайся наверх и плыви за мной. Дару, Кари, останьтесь здесь.

Он тронул салту, прыжком вылетая из воды, и Джиад поднялась следом. Ветер! Морской соленый ветер ударил так, что она захлебнулась им, вдыхая с упоением, пьянея от счастья просто подставить лицо солнцу. Здесь, наверху, был такой ликующий солнечный день, что глаза наполнились слезами, которые Джиад упрямо смахнула и опять прищурилась в небо, прекраснее которого ничего не видела. Салту резал воду поверху, не уходя глубже, рыжий оказался рядом, улыбаясь широко и счастливо.

– Правь за мной, – крикнул он, показывая рукой. – Туда, к острову!

Остров? Джиад слегка пригнулась, разворачивая салту. Не больше чем в лиге от них действительно темнел небольшой остров. Суша! Настоящая суша! Она хлопнула салту по носу, посылая вперед. Рыжий мчался рядом, но перед самым стремительно выросшим берегом придержал зверя.

Золотой песок, деревья… Джиад соскользнула с салту в воду, поплыла вперед. Рыжий последовал за ней, немного задержавшись, но быстро догнал. Греб он одной рукой, другой придерживая какой-то ящик. Так, вместе, они вплыли в чистейший залив, глубоко уходящий в сушу узким полумесяцем. Джиад замерла на мелководье, обернулась к рыжему, спрашивая взглядом.

– Иди, – пожал плечами тот. – Отец разрешил нам пробыть здесь весь день. Я пока поплаваю, а ты отдыхай, грейся на солнце. Вот, возьми.

Он с некоторым усилием протянул матросский сундучок, тщательно промазанный смолой.

– Что это?

Ящик оказался тяжелым, но не слишком, вполне подъемным.

– Увидишь, – довольно фыркнул рыжий. – Я неподалеку буду. Понадоблюсь – просто крикни.

– До самого вечера? – переспросила Джиад, не зная, то ли оскорбиться, что ее выгуливают, как зверушку, то ли просто порадоваться солнцу и суше.