серьезная, к тому же единственная и далеко не бесконечная. Мне же положиться не на кого, корме как на себя. Вот и приходится быть расчетливой. Не хочу, чтобы дети в самом элементарном нуждались. В общем, ты меня понял: ничего личного — мы останемся только друзьями.

— А если бы я был состоятельным? — в безжизненных болотных трясинах загорелись волнующим светом синие светлячки. — Без вредных привычек и прочей шелупони. Ты бы за меня пошла?

В потаенном уголке Агнешкиного сердца приоткрылась крохотная дверца, ведущая в душу. Но ее уже несло дальше. Быстрое течение, крутые перекаты и слизкие пороги не оставляли места для размышлений:

— Ты да без вредных привычек? Сказочник! Я тебя умоляю, спустись с небес на землю.

Франек ушел. А перед глазами надолго зависли горестно опущенные плечи, раскрытая настежь калитка и тонущие в болотных хлябях синие светлячки. А еще чувство утраты чего-то очень дорогого и очень важного.

— Переживем! — нервно вздернула подбородок Агнешка. — На днях опять заявится, можешь не волноваться. Куда он от нас денется? А мы от него…

Кошка осталась при своем мнении. Презрительно фыркнула и, соскочив с любимого места на перилах крыльца, юркнула в кусты зацветавшей гортензии.

— Скажите, пожалуйста… — пробормотала Агнешка, глядя ей вслед. — Боевая подруга бросается на выручку тонущему идиоту. И на здоровье! А мы как-нибудь без подвигов проживем. Нам мужа искать надо, не то с вашими капризами в старых девах до пенсии досидеть можно…

Сказала как отрезала. И решительно закрыла калитку на засов, собираясь переключиться на собственные цели и способы их достижения.

Ан нет, синие светлячки оказались куда проворнее ее далеко идущих намерений. Без разрешения воспользовались-таки потаенной дверцей. Отыскали окольные пути. Вгрызлись в душу. Лишили охотницу на миллионеров покоя. Растревожили мирно спящую совесть, а заодно и все остальное. Вторглись в сны и фантазии. Привлекли в компанию память и воображение. Революция грозила сравниться с масштабами всемирного потопа или на худой конец Великой Октябрьской.

А на обратной стороне Луны происходили не менее глобальные перемены и не менее судьбоносные события. Франек, высмеянный и униженный, пытался прийти в себя. Вернуться к истокам. Найти тот злополучный перекресток, с которого свернул когда-то на чужую тропинку. И начать все заново.

— Как я мог опуститься на такие глубины и даже не заметить? Как мог предать память об отце и надежды матери? Как смел пренебречь данным Богом и родителями? Забросить живопись, заняться созданием уродов и чудовищ в угоду алкогольным иллюзиям? Поддаться на уговоры «доброжелателей»? Горбатиться на чужих участках и над жалкими заказами извращенцев за сущие копейки? Позволить навесить на себя почетное звание шантажиста и катиться по жизни измятым конфетным фантиком. Прятать глаза и вздыхать попусту, совершенно ясно понимая, что ничего и нигде не обломиться. Что мне осталось? Жалкое прозябание, самообман, белая горячка…

Он метался по двору, перебегая от скульптуры к скульптуре. Заскакивал в любимую беседку отца. Срывал с картин, бережно прикрытых матерью, простыни. Колотил кулаками по помпезным гранитным псевдоколоннам. Скрежетал зубами, осознавая величие отцовского таланта. И полное отсутствие своего.

Пил. Купался в ночном течении до полного изнеможения. Снова пил. Брался за создание очередного монстра. Бросал. До седьмого пота парился в баньке. Ревел раненым зверем в тростнике противоположного берега. С трудом возвращался в себя. Созванивался с прежними приятелями. Предлагал свои услуги. Просил помочь с выставкой.

Носился из мастерской на чердак. Хватал с полок незавершенные или давно законченные и так же давно забытые работы. Правил. Подмалевывал. Обращался к отцовским полотнам. Затем снова к своим. Начинал заново. Бросал. Снова брался за кисти.

Бешеный темп новой жизни трансформировал время и сознание. За две недели затворничества он сумел подготовить для выставки две дюжины своих работ. Отобрал примерно столько же из забытого. Договорился о выставке в соседней столице. И о курсе лечения в наркологической клинике. Собрал и отправил работы в указанную галерею. Нашел покупателя на несколько полотен. Постарел лет на десять. И понял, чего хочет на самом деле.

Оставалось лишь предпринять ряд шагов к цели.

В то утро Франц так и не дождался грузотакси. Распсиховался. Потащил работы, плотно завернутые в полиэтиленовую пленку, назад. Вспомнил о приятельском катере. Развернулся у калитки и потянул картины к реке. Товарищ откликнулся сразу. Договорились о встрече через час.

Погрузить несколько полотен в катер было несложно.

— Выставляться надумал? — приятель кивнул на свертки.

— Продавать.

— А с лицом что?

— Бандитская пуля.

— Ну-ну…

— Прикинь, Влад, меня кошка от смерти спасла. Я пока картины заворачивал, головой рельеф свой со стены сбил. Неслабый кусище малахита. Пристроил на свою погибель в угоду маменьке. Тюкнулся и забыл. Не до того было. Тот поболтался, поболтался и упал. А тут кошка прямо под ноги сиганула. И откуда только взялась? Я — в сторону, каменная махина только по виску царапнула. И плечо разворотила.

— Тебе бы в больницу.

— Обойдется. Я перевязал рану, от такого не умирают. Кровищи, правда, натекло. Со стороны смотрится впечатляюще. Прямо место преступления, хоть милицию приглашай. Подтер маленько. На большее времени не хватило. Домработница придет, ворчать будет.

— Хочешь, я перевяжу?

— Не обязательно. Я через пару часов отдамся на откуп профессионалам, справятся.

— Ну, мое дело предложить. А с чего картины продавать надумал?

— Деньги нужны. Да и картины так себе, такого не жалко.

— Что-то новенькое, — приятель внимательно посмотрел на Франца. — Ишь, как заговорил — чисто герой. Не иначе, опять за кисти взялся.

— А у меня новая жизнь начинается. С чистого полотна.

— Давно пора. Ты у нас на курсе в фаворитах ходил. Не из-за папеньки. Профессура прочила Собесского-младшего в гении. Процесс, правда, несколько затянулся. Но творить никогда не поздно. Ты не пропадай, ладно? Хотелось бы на шедеврики поглядеть. Сам-то я в коммерцию подался. Пишу редко. Чисто для души.

Катер завернул за поворот. На пригорке показалась деревня. Девушка в коротком сарафане полоскала на мостках белье. Заметила мужчин в лодке, пригляделась. Помахала рукой.

За спиной сельчанки начиналась полоса молодого леса, плавно переходящая в парки Престижного. Среди молодой зелени могучих каштанов поблескивала на утреннем солнце знакомая черепичная крыша. Собесский вздохнул и отвернулся.

Усадьба осталась без присмотра. Ничего страшного — присматривать было не за кем. Санта-Барбара благополучно отбыла к себе. Своей живностью Франц так и не обзавелся. Домработница появлялась дважды в неделю. А воров в поселке отродясь не водилось.

Рана на плече саднила. Сердце неслось на всех парусах навстречу новой жизни. Он все рассчитал правильно: две недели в клинике, неделя в галерее. Выставка, встречи с покупателями, рассмотрение коммерческих