Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Конечно, я хочу участвовать! — пылко возразила Ребекка. — Но Сесснок такой красивый, и мне очень жаль, что я смогу остаться здесь всего на несколько дней.
Тус встал из-за стола.
— Давай перейдем в гостиную.
Он взял Ребекку за руку и повел в соседнюю комнату, в которой горел камин.
Они остановились перед огнем, и Тус предложил Ребекке выпить; она, к моему великому удивлению, согласилась. Я считал ее трезвенницей и не на шутку встревожился. Алкоголь, как известно, ослабляет сдерживающие силы психики, а Ребекку и не нужно было лишний раз подталкивать: она уже была готова броситься в объятия Туса.
Они оставались вместе до десяти часов вечера. Пили, разговаривали, смеялись — одним словом, флиртовали друг с другом. Потом Ребекка сказала, что хочет вернуться в свою комнату, и отправилась туда, судя по тому, что показывал монитор.
Вскоре она позвонила мне. Я спросил, что она выяснила о визите Шару. «Ничего» — таков был ее ответ. Но постарается что-нибудь узнать завтра. Потом Ребекка заявила, что собирается выключить камеру и лечь спать, так как очень устала.
Я подождал еще десять минут и перезвонил ей под предлогом того, что она забыла отправить нам отчет по электронной почте. Но, как я и боялся, сотовый оказался отключен.
Я отвратительно провел ночь. Мы с Николзом остановились в гостинице неподалеку, но кровать оказалась такой жесткой, что я почти не сомкнул глаз. В довершение всего я беспокоился: агентам до сих пор не удалось найти Лору Кисс. Зато ее муж, вернувшись из замка Калзин, провел ночь в ближайшей местной гостинице.
После завтрака мы снова отправились в дом на колесах, и Николз сообщил мне, что писатель все еще в своем номере.
— Есть ли новости о Кисс? — спросил я с надеждой.
— Никаких, инспектор, — ответил Николз, протягивая мне лист бумаги. — Последние звонки.
Мы прослушивали телефон Сесснока, но, казалось, Тус и прочие обитатели замка не дружат с этим средством коммуникации, так редко они им пользовались. В то утро наша аппаратура зафиксировала один-единственный звонок. Это дворецкий заказал корзину клубники. Похоже, в Сессноке не знали и о существовании сотовых.
Я взял бинокль и стал наблюдать за входом в замок. Там было пусто. Потом я позвонил Ребекке. Она включила свой телефон.
— Как спалось, сержант?
— Превосходно, сэр.
— Не сомневаюсь. Вас даже сотовый не беспокоил, — парировал я язвительно. — Быть может, я неясно выразился?!! — прорычал я. — Вы должны постоянно держать свой проклятый телефон включенным.
Ребекка промолчала.
— Вы что, дар речи потеряли?
— Я была уверена, что он включен, наверно, вырубила его по ошибке.
Невероятно. Да она надо мной издевается?! А я этого терпеть не могу.
— А теперь послушайте-ка, что я вам скажу, сержант. Если еще раз я позвоню, а ваш телефон будет отключен, клянусь, я надаю вам пощечин, потому что своим неразумным поведением вы ставите под угрозу не только свою жизнь, которая относительно мало меня волнует, но и расследование, которым я, напротив, очень дорожу. А теперь перейдем к плану на день. Вам уже сообщили, что вы будете делать сегодня?
Ребекка ответила не сразу, и в голосе ее звучала грусть.
— Нет еще.
— Тус спит?
Она помедлила, и от этой паузы мои подозрения тысячекратно усилились.
— Не знаю.
— Почему бы вам его не навестить? — поддразнил ее я.
— Вы действительно хотите, чтобы я отправилась разыскивать Туса? — Теперь в ее тоне слышалось недоверие.
— А почему нет? Может, таким образом мы выясним, что за сюрприз приготовил нам на сегодня наш дорогой Себастьян. И держите камеру включенной.
Я сбросил звонок, не попрощавшись. Излив душу, я чувствовал себя гораздо лучше, в том числе и потому, что мой нагоняй оказал должный эффект на Ребекку. Наконец-то она перестала важничать. Конечно, насчет пощечин я загнул. Если Ребекка сообщит об этом моему начальству, у меня будут серьезные неприятности. Но она вряд ли это сделает. Моя напарница слишком гордая и знает, чем рискует: я тогда мог бы рассказать, что она флиртовала с подозреваемым в убийстве.
Я рассеянно взглянул на ворота замка как раз в тот момент, когда возле них припарковался автобус, доверху набитый туристами. Навстречу им вышел дворецкий и вопреки моим ожиданиям не прогнал эту толпу и распахнул перед ней ворота. Там было человек пятьдесят. И тогда я понял, что это не туристы, а адепты секты, которым предстоит воплотить «Сад земных наслаждений».
Не прошло и пяти минут, как приехал еще один автобус. Сцена повторилась: дворецкий открыл ворота, и люди в мгновение ока скрылись в Сессноке. Теперь в замке находились около ста человек.
Ребекка включила камеру, выходя из своей комнаты. В дверях она столкнулась с Тусом.
— Доброе утро, Ребекка, — поздоровался он, широко улыбаясь. — Я хотел узнать, проснулась ли ты.
— Я умираю от голода, — ответила она. — Позавтракаем вместе?
— Конечно.
Они спустились этажом ниже, и Тус отвел ее на веранду, где был накрыт стол. Официант обслужил их и ушел. Ребекка ела с удовольствием, и казалось, снова забыла о своей мании чистоты.
Тус лишь выпил черного кофе без сахара.
— Итак, — проговорил он, сделав несколько глотков. — Сегодня тебе предстоит привыкнуть к этому месту. Можешь делать все, что пожелаешь. Если хочешь прогуляться по дому и саду, я с удовольствием тебе все покажу.
— Да, это было бы здорово. Однако я думала, мы сразу же примемся за работу.
Тус рассмеялся.
— Ты так говоришь, будто это прямо какие-то каторжные работы. Поверь, тебя ждут мгновения величайшего удовольствия.
Не сомневаюсь, подумал я, вспоминая колоссальную оргию на картине «Сад земных наслаждений».
Ребекка тоже хихикнула.
— Я имела в виду другое: мне казалось, нужно обговорить, что мне предстоит делать.
— Это будет очень легко. Нет необходимости в длительной подготовке. Вот увидишь, когда придет время, ты отлично со всем справишься.
— Я встречусь сегодня с Тау?
— Не думаю. Он очень занят.
— Но когда же?
— Потерпи. А сейчас пойдем, я покажу тебе сад.
Тем временем автобусы продолжали прибывать. Их оказалось десять, и оттуда высадились более пятисот человек.
Я взял фотографию картины Босха. На глазок там как раз было около пятисот персонажей.
— Надо их пересчитать, — сказал я Николзу, и на его лице изобразился ужас. — Я начну снизу, — продолжал я. — А ты посчитай тех, что скачут вокруг пруда.