Последние строчки, судя по всему, вывели недавно. От них еще пахнет чернилами.

Я подняла от книги невидящий взгляд.

Боги, что же Мадек творит? Он… варит из драконов зелья… и пьет их?!

Стоило это представить, и меня замутило. Пришлось задышать через нос, чтобы сдержать дурноту. Пытаясь отвлечься, я снова глянула на даты.

Это не наши года. Тогда чьи?

Перелистнула несколько страниц к началу, нашла первую запись:

Если эти даты – года, прошедшие с убийства первого дракона, то сейчас Мадеку… двести шестьдесят шесть лет? Разве такое возможно? Это ведь несколько жизней!

Несколько жизней…

Догадка вспорола мысли, словно плуг землю. В ушах прозвучали слова Гррахары: «У каждого дракона четыре жизни. Первая – дитяти, не способного обернуться. Вторая – дракона, парящего под северным небом. Третья – седого мудреца, что уже не летает, но хранит и передает знания. Четвертая – после смерти, в доме Первопредка».

Выходит, это не просто слова? Драконы и правда живут в несколько раз дольше людей, а Мадек… нашел способ присвоить это качество себе? Но тогда охотники не защитники людей. Мы – убийцы, которые служат чудовищу.

Я возвращалась к себе, чувствуя мелкую дрожь во всем теле. Ком в горле до сих пор мешал вдохнуть, желудок стянулся в узел. Хорошо, что я сегодня почти не ела – только ломоть желудевого хлеба перед испытанием и полкубка вина. Будь иначе, уверена, меня бы стошнило.

Алое чудовище, которого Мадек убил первым, чучело алого дракона у нас в Ордене – почти уверена, это один и тот же зверь. Интересно, другие отцы в курсе дел Мадека? Или…

Я резко остановилась.

Или они тоже зависят от адонилена? Если вспомнить, в лаборатории Кадера я видела спинные шипы драконов, законсервированные в какой-то жидкости. Кадер единственный, кто разбирается в травах. Именно он лечит раны охотников, и он же готовит настои и отвары для церемоний.

А Дарий? А остальные отцы? Сколько в Ордене посвященных? И почему за столько лет никто из охотников не заметил обмана?

Ответ пришел сразу. Вера. Наша вера в идеалы Ордена, в нашу избранность богами, в таинство ритуалов – ее достаточно, чтобы годами не допускать инакомыслия. А потом охотник либо входит в круг посвященных и становится отцом, либо погибает.

Но тогда получается, Айкир… знал?

Почему-то мысль расстроила. Видимо, часть меня все же надеялась, что Айкир изменился и ему можно доверять. Но нет. Доверять я по-прежнему могу лишь Ариле. Этого мало, чтобы противостоять Мадеку. Даже с дюжиной охотников, которые после перерождения не вернулись в горы, все равно мало! Здесь нужны знания драконов. Иначе как остановить того, кто уже не совсем человек?

Я должна вернуться в горы и рассказать обо всем Рроаку.

* * *

Этой ночью меня мучили кошмары. Каждый раз они начинались как добрые сны – я была в горах рядом с Рроаком и Сайллором, чувствовала их объятия и тепло, а уже в следующее мгновение видела их мертвыми на залитом кровью снегу. И Мадека, стоящего рядом.

Несколько раз я просыпалась в мокрой от пота рубахе. Вставала, принималась мерить шагами комнату в попытке успокоиться, забиралась обратно в кровать… и снова видела те же ужасы. Подскочив так в третий раз, я не стала пытаться заснуть. Обхватила себя за плечи и уставилась в круглое окно, застекленное мутным слюдяным стеклом.

Какой была бы моя жизнь, не встреть я Рроака? Кем бы я стала? Дочерью, достойной гордости отцов? Или убийцей, не понимающей до конца, что творит?

Правы были драконята, назвав меня чудовищем. Настоящие монстры не драконы, не люди из подгорных деревень и даже не отцы. А мы, охотники. Потому что ни разу не задумались, во имя чего проливаем чужую кровь; ни разу не усомнились в навязанных догмах. Слепо исполняя чужую волю, мы камень за камнем строили стену. Но не ту, что защищает покой Равьенской империи, а ту, что легла в фундамент усыпальницы для целого вида.

Утром, едва рассвело, я оделась. С ненавистью глянула на фиолетовую тунику, но все же заставила себя облачиться в нее. Нельзя позволить отцам или их приближенным догадаться, что я знаю.

Стоило шагнуть за порог комнаты, и плечи сами распрямились, походка стала неспешнее – все, как подобает праведной матери. Я величественно кивала послушникам и молодым охотникам, подмигивала первогодкам, робко замершим у входа в трапезную. Даже столкнувшись с Кадером, ничем себя не выдала – поприветствовала с улыбкой и заняла место рядом с Айкиром.

Еду нам вынесла лично Найра. Составила с тяжелого подноса тарелки, горшочки с мясной кашей, кувшины с горячим травяным настоем, заботливо пододвинула плетеную корзину с еще теплым хлебом. Нос защекотало ароматами трав и густой пряной подливки.

Я с трудом сдержала кислую мину. Получается, Найра умеет готовить? И умеет делать это хорошо? Почему тогда охотники довольствуются недосоленной похлебкой? Их еда сытная – это верно, но очень простая. Даже слишком простая для тех, кто рискует жизнью во имя чужих идеалов. Однако в Ордене, кажется, это воспринимается как должное. И Найра – не знаю уж, по воле отцов или своей – экономит на продуктах для охотников.

Я работала ложкой, стараясь не думать обо всем этом, потому что иначе еда вставала комом в горле. Просто не получалось протолкнуть ее в желудок, зная, что через стенку десятки братьев и сестер давятся безвкусной кашей. Но сейчас мне нужны силы, а значит, голодать глупо.

После завтрака я выскользнула на улицу и направилась к оружейной. Тот настой, которым обрабатывают лезвия дайгеноров – сдается мне, для его приготовления тоже используют части трофеев. Нужно выяснить наверняка.

На аллее, ведущей к тренировочной площадке, я столкнулась с тремя девочками-первогодками из группы, которую тренировал Айкир. При виде меня они остановились, сбились в кучу, будто напуганные совята, и уставились со смесью любопытства и опаски. Я с улыбкой прошагала мимо, сдерживая желание потрепать их по темным макушкам. Почти свернула на соседнюю аллею, но замерла, услышав шепот:

– Разве можно стать праведной матерью, не пройдя рождение охотницы?

– Раз боги так решили, значит, можно.

Кто-то шикнул. Кажется, одна из девочек поняла, что у их разговора есть свидетели, и поспешила сообщить подругам. Я не стала оборачиваться. Продолжила путь, будто ничего не было, все так же спокойно улыбалась встречающимся на пути охотникам. Однако сердце забилось быстрее.