Характерной в этом плане является также яркая подстрекательская речь бывшего учителя Глекеля, которую он произнес в Богемии в мае, за что был даже арестован. Предвосхищая выступления ораторов на многочисленных митингах, прокатившихся там в июне, этот страстный трибун заявил: «Мы, социал-демократы, не хотим становиться русскими. Мы хотим защищать землю, подготовленную нами для осуществления социальной эмансипации, и поэтому нам следует проявлять стойкость».

Тем не менее движение за мир набирало силу, и нам за пацифистскую пропаганду пришлось распустить так называемое Австрийское общество борцов за мир, а также взять под особый контроль всю почтовую корреспонденцию его вице-президента доктора Альфреда Фрида, предпочитавшего проживать в Берне. Тем временем, по дошедшим до нас сведениям, в Гааге представители десяти государств основали Международную центральную организацию движения за мир по изучению и выработке основ договора о заключении долговечного мира. В этой организации, естественно, принял участие и уже упоминавшийся надворный советник, член палаты господ рейхсрата доктор Ламмаш.

Сами по себе эти стремления, конечно, были похвальными и гуманными, однако в них таилась и опасность. Ведь противник истолковывал их как признак слабости и этим поднимал боевой дух своих войск, но еще более тревожными были явления, сопутствовавшие движению за мир. В частности, состоявшаяся в начале сентября 1915 года в Берне международная социалистическая конференция провозгласила своей целью восстание пролетариата против войны и организацию его для классовой борьбы, о чем мы и доложили Верховному командованию.

Манифесты и прокламации этой конференции, напоминая пропагандистские листовки социал-демократов, сразу же появились в окопах, подрывая боевой дух наших войск. Поэтому органам контрразведки пришлось срочно заняться этим вопросом.

Довольно своеобразное влияние на развитие событий оказало объявление нам войны Италией. Оно не только подняло воинствующие настроения у австрийцев, но и произвело в хорватской Далмации и Словении настоящий фурор, проявившийся в необычайной стойкости солдат в боях на реке Изонцо, а также ослаблении деструктивных тенденций у словенского населения.

Сразу после начала войны с Италией руководители нашей разведки, а именно майор Лонек в Триесте, отвечавший за средиземноморское побережье, и гауптман фон Андрейка в Граце, работавший в Крайне, в интересах разведывательной и контрразведывательной деятельности занялись сплочением оставшихся нам верными и готовыми пойти на жертвы элементов. Их примеру последовали разведывательные пункты в местечках Кечах в Южной Каринтии и Иннихен[227] в Восточном Тироле.

Приток агентов оказался достаточно большим, причем среди них было много словенцев, особенно там, где вербовка производилась при содействии жандармерии вице-председателем палаты депутатов гауптманом Йожефом Погачником, ставшим командиром крайнского легиона. Так, в Крайне и на побережье в агентурной разведке изъявило желание работать около 1800 человек, а участвовать в проведении диверсий в тылу у итальянцев — примерно 500 человек. Поздней осенью 1915 года в Каринтии, Крайне и на побережье к ним добавилось еще свыше пятисот доверенных лиц, которые в случае вторжения Италии на территорию австро-венгерской монархии были готовы при помощи разведывательного управления армейского Верховного командования и используя забазированное на жандармских постах оружие, боеприпасы, взрывчатые, а также легковоспламеняющиеся вещества устроить в тылу противника настоящую небольшую войну.

Примечательным являлось также и то, что председатель словенско-хорватского общества доктор Антон Корошец[228]заявил на его заседании в Марбурге 28 октября 1915 года, что словенцы и хорваты недостаточно выражают свою приверженность династии, и весьма восторженно отозвался об австро-венгерской армии и ее командовании. Такое действительно было показательным, если учесть дальнейшую позицию этого человека, который после войны не раз занимал пост сербского министра, а с начала тридцатых годов находился в оппозиции режиму.

В Богемии также не было недостатка в выражении лояльности австро-венгерской монархии, особенно после того, как нашей армии удалось ликвидировать опасность продвижения вперед русского «парового катка» и отбросить русских далеко на восток после победы под Горлицей. Нет никаких сомнений также в том, что в то время нашу монархию поддерживало и абсолютное большинство чехов. Злопыхателей среди них наблюдалось крайне мало.

Вместе с тем нельзя отрицать и наличие в чешских землях тайных сил, которые стремились нанести вред монархии. Прежде всего это проявлялось в их разлагающем воздействии на новые пополнения, что начало заметно сказываться на боеспособности чешских частей. В целом привнесенная в них призывниками зараза стала создавать настоящую скрытую угрозу.

В связи с этим следует упомянуть о вопиющем случае отказа от ведения боя, произошедшем во время сражений в Карпатах и приведшем к расформированию 28-го пражского полка. Аналогичная участь постигла в июне 1915 года и 36-й чешский пехотный полк из-за поведения его солдат в ходе боев возле села Синява.

Впрочем, временно сформированный батальон из солдат 28-го полка, предназначавшийся для проведения самостоятельных действий, смог во время сражений на реке Изонцо, презрев смерть под командованием моего товарища по учебе в академии гауптмана Гелли, восстановить утраченную честь своей части — особым кайзеровским указом от 21 декабря 1915 года полк был восстановлен.

Между тем подобная прививка весьма пригодилась бы чешским солдатам в плену, где подстрекательства фанатичных агитаторов попадали на хорошо подготовленную почву. Отношение чехов к военнопленным других национальностей, а также к русским вскоре послужило в России поводом начать называть их «подлецами». В этой стране таким словом называют низких и вероломных людей, и русские офицеры, обращаясь к пленным чешской национальности, порой не могли сдержаться, непроизвольно произнося данное обращение, особенно тогда, когда чехи явно показывали свою готовность встать на путь предательства. Ведь значительная их часть, особенно перебежчики, приносили русским присягу и вступали в чешский легион, чтобы сражаться против своей родины. Однако обычно они начинали работать в качестве агентов, используя нашу военную форму.

Поэтому даже чешские национальные лидеры отзывались в газетных статьях о таких своих земляках далеко не самым лестным образом. Например, Алоис Тучек и Зденек Рейман называли легионеров шпионами, ворами и убийцами!

Однако штатгальтер Богемии князь Тун оставался слепым и глухим в отношении подобных явлений, не веря даже фактам вступления австрийских чехов в легион. Поэтому армейское Верховное командование не раз выдвигало требование заменить его на военного человека, но из этого толком ничего не вышло. Хорошо еще, что в конце концов штатгальтером все же был назначен граф Куденхове.