– Вот как, – пробормотал Сворден Ферц. – Любопытно.

– Мне, конечно, тогда строить какие-либо предположения было недосуг, хотя любопытство потакало завести беседу о чем-нибудь этаком… да, этаком… Но долг врача, хоть и всего лишь надзирателя, заставлял прежде диву обследовать, накормить, да спать уложить, знаете ли… Думаю, что не открою никакой врачебной тайны или, помилуй бог, тайны личности, если скажу, что физическое состояние моей прелестной гостьи оказалось близко к тому же совершенству, что и ее внешность, да простите мне стариковскую неуклюжесть в выражении искреннего восхищения!

Мальчишка заворочался под одеялом, выпростал руки, засучил ногами, сбивая его с себя, повернулся на бок и тяжело засопел. Сворден Ферц потянулся и поправил одеяло – в ночном воздухе протянулись ощутимые ледяные паутинки, касание которых голой кожи вызывало мурашки.

Поселок постепенно погружался в сон, а вместе с ним и окружающий лес, чьи звуки потеряли дневную гулкость, постепенно сходя на нет, словно могучие деревья погружались в вязкую субстанцию воцаряющихся над миром человеческих снов.

– Где же он? – Доктор посмотрел на часы.

– Здесь, здесь, – буркнули из темноты, как будто только и дожидались столь озабоченного вопроса.

Темное облако возникло на лестнице, огромная, бугристая ладонь вплыла в круг света, точно псевдоподия биоформа, отыскивающая путь к материнскому организму, вцепилась в перила с такой силой, что Свордену Ферцу показалось – еще крошечное усилие, и те разлетятся в щепки. Затем на пороге веранды заклубилась, постепенно обретая твердость, высоченная фигура, затянутая с ног до головы мимикридным комбинезоном.

– И сколько же ты там торчал? – Доктор взял еще одну чашку и наполнил ее отваром.

– Люблю послушать твои байки.

– Это не байка, это случай из практики, – поправил обидчиво Доктор.

Старик окончательно воплотился, при этом то ли комбинезон оказался той же степени дряхлости, что и его хозяин, то ли нечто присутствовало в лесном воздухе, что сбивало с толку химизм невидимости, но по серой ткани пробегали разноцветные полосы, создавая странное ощущение – будто смотришь кино по скверно настроенному приемнику.

– Что скажешь?

– Это он?

– Да.

Старик шагнул к спящему ребенку, наклонился к нему, пристально разглядывая лицо. Затем осторожно взял его руку, провел указательным пальцем по сгибу локтя. Отпустил, потер лысину в глубокой задумчивости.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Доктор.

– Толком ничего не выяснил, – признался Старик, устраиваясь в плетеном кресле. – Никаких сообщений об утерянном ребенке по официальным каналам. По неофициальным – тоже ничего обнадеживающего…

– Что значит – по официальным, неофициальным? Ребенок потерялся! И точка! – Доктор хлопнул по колену.

– Не горячись, – Старик отхлебнул отвар. – Береги печень.

– Моя печень в абсолютном порядке, знаешь ли, – Доктор заботливо потер бок.

– Официальный канал – то, что идет сразу в информаторий, – пояснил Сворден Ферц. – Сообщения о заблудившихся детях, например. А неофициальный служит для передачи классифицируемой информации. Например, о побеге опытного экземпляра хомо супер.

– Это – экземпляр? – Доктор резко повернулся к Старику.

– Насколько я могу судить по внешним признакам – не похоже. Обычно они маркируются на запястье или сгибе локтя, хотя может иметься генетическая метка… Но у меня нет аппаратуры ее засечь.

– И что будем делать?

– Ждать, – пожал плечами Старик. – Нам выпадает редкий шанс узнать о себе кое-что новенькое…

– Это что же? – подозрительно спросил Доктор.

– То ли мы – компания законченных мразматиков, готовых святить воду лишь заподозрив запах серы, то ли старые боевые кони, заслышавшие звук военной трубы.

– Это уже не новенькое, – поставил диагноз Доктор. – Утром окажется, что очередная мамаша хватилась дитя, которое, как она считала, ушло ночевать к бабушке, и только звонок бабушки любимому внуку, по которому ужасно соскучилась, поставит на уши всю службу ЧП. А два старых маразматика и один молодой маразматик с чувством исполненного долга отправятся спать.

– Хотелось бы, – зевнул Сворден Ферц. – Поспать, – счел своим долгом пояснить он, – а не прослыть маразматиком.

– Я думаю, мы должны отпустить молодого человека, – предложил Старик. – А мы с тобой и нашей бессонницей можем и дальше почаевничать…

– Попрошу без обобщений, – потребовал Доктор. – У меня отроду не случалось бессонницы. Я всегда спал и сплю аки младенец.

Сворден Ферц встал, шагнул к двери, но вдруг вспомнил:

– А ведь я так и не узнал, что дальше произошло с вашей Афродитой.

– Ничего интересного, – махнул рукой Доктор. – Первый официально зарегистрированный случай синдрома Палле, вот и все. Так что ваш покорный слуга вошел в анналы медицины в качестве крошечного примечания для специалистов… да, специалистов…

– А вот я помню, – начал Старик, но Сворден Ферц закрыл дверь и больше ничего не услышал.

Дерево даже теперь все еще поражало размерами. Комнаты располагались в несколько ярусов – вверх, к кроне, и вниз, к корням, занимая обширные пустоты. Кое-где даже имелись настоящие окна, хотя это и не поощрялось – все-таки дерево жило и росло столетиями до прихода сюда человека и останется жить и расти тысячелетия после того, как здешний поселок опустеет.

Предыдущий хозяин вообще предпочитал естественность, отчего коридоры и комнаты претерпели лишь минимальную отделку. Никаких сервисных полов, всасывающих мусор и выталкивающих навстречу утомленному путнику сублимированное седалище, которое тут же расправляло мягчайшую емкость для приема и убаюкивания обессиленного тела. Никаких линий доставок и прочих камер переброски, а иже с ними и тысяч других мелочей обустроенного быта, кои не замечаешь, пока в них не возникает нужда, или вдруг оказываешься в такой глуши, где обычный унитаз по неразумению воспринимается шедевром керамического искусства.

Вот и сейчас Сворден Ферц шел по коридору, освещенному лишь слабым свечением стен. Присмотревшись, можно было увидеть мириады крошечных огоньков, медленно плавающих в толще материнского дерева, – зародыши будущих гигантов, что в предназначенное для них время упадут в благодатную почву и вознесутся в неимоверную высь необъятными кронами. Если приложить к поверхности ладонь, то, словно почуяв ее тепло, огоньки оживут, засуетятся, устремятся к ней десятками ручейков, постепенно собираясь в огромный слепящий шар, заливающий коридор теплым и каким-то уютным светом.

Сворден Ферц поднимался по лестнице из складок внутренней полости, двумя руками держась за стены, пока не почувствовал легкого жжения в кончиках пальцев. Он оглянулся и увидел как вдоль его пути пролегла ярчайшая полоса, сложенная из крошечных спеклов. Она быстро размывалась внутренними потоками древесных соков, словно инверсионная полоса самолета, разрываемая в клочья стратосферными вихрями.