Давно вызревавшее решение покинуть гостеприимный дом пожилого родственника и попытаться наладить жизнь самостоятельно сегодня приобрело очертания непреложного закона физики. Камень, подброшенный вверх, обязан упасть обратно на землю. Ибрагим Акаев, осознав, что ему с дядюшкой не по пути, должен уйти, пока не стало слишком поздно.

Ибрагим знал, что уйти от Мустафы будет непросто — вернее сказать, непросто уйти живым. Но, если раньше эта мысль его останавливала, то теперь, с учетом всех обстоятельств, она превратилась в дополнительный стимул к скорейшему уходу.

И, если уходить, то почему не сейчас, когда вокруг стоит кромешная тьма, камеры слежения не работают, а охранники тычутся по углам, как слепые котята, будто и впрямь рассчитывая отыскать пропавшее электричество где-нибудь под ковром или за комодом?

Ибрагим выключил фонарик и немного постоял, давая глазам привыкнуть к темноте. Это мало что ему дало: ночное небо было затянуто плотными тучами, и снаружи в комнату не проникало ни единого лучика света. Тем не менее, выходить в коридор с включенным фонарем не хотелось: это привлекло бы внимание охраны, а Ибрагим хотел, чтобы о нем как можно дольше не вспоминали, чтобы иметь время на сборы.

На ощупь добравшись до двери, он повернул ручку и вышел в коридор. Здесь он сразу же споткнулся обо что-то мягкое и тяжелое, вроде мешка с мукой, лежавшее на полу прямо у порога. Испуганно отпрянув, Ибрагим нащупал в кармане фонарик. Мешку с мукой, равно как и любому другому мешку, нечего было делать у порога его рабочего кабинета. Да и на ощупь предмет, о который он споткнулся, напоминал не столько мешок, сколько…

Ибрагим вдруг осознал, что больше не слышит голосов охранников, и ему сделалось не по себе. Куда они все подевались? Неужели всем скопом отправились выяснять, что случилось с электричеством? И что, во имя Аллаха, все-таки лежит на полу у него под ногами? А может быть, не что, а кто?..

Кнопка фонарика негромко щелкнула, и слегка дрожащий луч на краткий миг вырвал из темноты распростертое на полу тело, накрывшее собой тупоносый короткоствольный автомат Калашникова. Ибрагим успел разглядеть темную лужу, что натекла из-под головы охранника, и тусклый блеск бессмысленно уставившегося в стену широко открытого глаза. В следующее мгновение кто-то мертвой хваткой вцепился ему в глотку и втолкнул обратно в комнату. Фонарик выпал у него из руки и жалобно хрустнул под чьей-то ногой. Ибрагим замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, и сшиб с подставки цветочный горшок, который с коротким треском разбился вдребезги. Этот звук, вызвавший неудовольствие уважаемого Мустафы, был едва ли замечен его внучатым племянником, который утратил связь с реальностью из-за охватившего его ужаса.

Чья-то твердая рука припечатала Ибрагима лопатками к стене. В щеку ему уперлось что-то твердое и холодное, издающее отчетливый запах оружейной смазки, и незнакомый, показавшийся потусторонним голос прошептал страшные слова:

— Федеральная служба охраны. Пикнешь — пристрелю, как собаку. Где девочка?

— Не стреляйте, — придушенно прохрипел Ибрагим. — Не убивайте меня, я программист! Я знаю, где она, я все скажу!

— Ишь ты, программист, — хмыкнул в темноте еще один незнакомый голос.

Дверь комнаты закрылась, мягко клацнув язычком защелки, и Ибрагим заговорил. Буквально накануне, думая о нем, уважаемый Мустафа мечтал, чтобы мальчик поскорее повзрослел и стал мужчиной. Теперь этот миг настал: Ибрагим Акаев повзрослел в мгновение ока, ибо ничто так не взрослит, как предательство.

* * *

По пути от КПП к особняку Мустафы Акаева Дорогин ввел Михаила в курс дела, кратко и доходчиво объяснив, кому они собираются нанести визит. Остановив машину, он порылся в бардачке и протянул Шахову прибор ночного видения, крепившийся к голове при помощи широкой эластичной ленты. Второй такой же прибор он без лишних слов нацепил на себя, убедив Михаила в том, что после разговора с посредником не терял времени даром и постарался как следует приготовиться к этой поздней поездке.

Первый выстрел тоже сделал Дорогин, и выстрел получился точный. Оседлав гребень высокого кирпичного забора, что отделял участок Акаева от улицы, они увидели блеснувший в темноте луч ручного фонарика, и Дорогин навскидку пальнул из своего оснащенного глушителем полицейского «вальтера» раньше, чем Михаил успел разобраться в обстановке. Охранник, отправившийся в обход охраняемого периметра после отключения следящих камер, молча повалился в подтаявший сугроб у забора, и Михаилу подумалось, что бывший каскадер не лгал и даже не преувеличивал, когда говорил о своем намерении перекрыть Акаеву и его людям кислород. Роль статиста его тоже не устраивала. Он не пытался спрятаться за спину Михаила, хотя имел на это полное право: в конце концов, это была не его дочь, не его проблема и вовсе не его война.

Приборы ночного видения существенно облегчили задачу, превратив ее, фактически, в подобие увеселительной прогулки с элементами экстрима. Бородатый джигит, который, подсвечивая себе зажатым в зубах фонариком, копался в открытом распределительном щитке, упал на пол с простреленной головой раньше, чем успел обернуться на послышавшийся со стороны входной двери шум. То, что они устроили в расположенной справа от входа комнате охраны, напоминало избиение слепых зрячими. Встав плечом к плечу в дверях, они открыли огонь, и ни одна из выпущенных ими пуль не пропала напрасно. Пистолеты раз за разом негромко хлопали, коротко и зло отдавая в ладонь, стреляные гильзы беззвучно падали на устилавший пол потертый ковер. Пороховой дым щекотал ноздри, будоража кровь, но увеселение кончилось, едва успев начаться: Дорогин выстрелил два раза, Михаил — три, после чего, кроме них, живых в помещении не осталось. Четыре распластавшихся на полу трупа напоминали участников затянувшейся гулянки, уснувших там, где их свалила последняя выпитая рюмка. Чей-то фонарик продолжал гореть, тускло и ненужно освещая угол комнаты, и Дорогин, наклонившись, выключил его.

— Хорошо, но мало, — негромко произнес Михаил, напоследок оглядывая картину устроенного ими побоища.

— Нужен кто-то живой, — остудил его пыл Дорогин. — Вряд ли они держат Анюту здесь.

Михаил кивнул и, попятившись, аккуратно прикрыл за собой дверь. Они двинулись по коридору, по пути заглянув в пустую кухню и такой же пустой сортир, где тихонько журчала струящаяся из смывного бачка вода. Дорогин переступил через труп охранника, который давеча пытался наладить свет, и замер, прижавшись лопатками к стене и приложив к губам палец, когда услышал за соседней дверью какую-то возню.

Шахов тоже прижался к стене, сосредоточив внимание на двери. Дверная ручка повернулась с негромким скрипом, язычок защелки отчетливо цокнул, выскочив из паза, и дверь отворилась. На пороге появился какой-то человек, сквозь линзы прибора ночного видения выглядевший, как фосфоресцирующий призрак. По неизвестной науке причине он не воспользовался ни фонарем, ни свечкой, ни хотя бы дисплеем своего мобильного телефона — удобной, многофункциональной штуковины, которая всегда под рукой и может пригодиться при самых неожиданных обстоятельствах, — предпочитая двигаться на ощупь. Порочность избранной тактики не замедлила сказаться: человек споткнулся о лежащий под дверью труп, испуганно отпрянул и полез в карман. Дорогин отрицательно качнул головой, предлагая не торопиться. Человек был безоружен, и из кармана он извлек вовсе не пистолет, а маленький цилиндрический фонарик. Щелкнула кнопка, в темноте вспыхнул и уперся в лежащее на полу тело яркий луч света. Дав обитателю дома ровно секунду на то, чтобы насладиться открывшимся ему зрелищем и понять, что оно означает, Михаил схватил его свободной рукой за горло и почти швырнул обратно в комнату. Сбитый с подставки цветочный горшок, который какой-то умник догадался поставить у самых дверей, с треском раскололся, ударившись об пол; выпавший из руки фонарик покатился по коридору, и Дорогин, наступив ногой, раздавил его, как крупное кусачее насекомое.