— Пока ты тут сотрясаешь воздух, жену Абдурахмана судят за прелюбодеяние! Муфтий приговорил ее к смертной казни, и, если ты хоть немного опоздаешь, красавицу Ксану посадят на кол!

— За мной, други! — взревел гарный хлопец и взмахнул ятаганом. И привыкшие уважать его авторитет янычары устремились прочь из дворца.

…Тощий ручеек беседы иссяк, так и не превратившись в бурный поток разговора. Сердобольная Тося решила больше не мучить жертву пожара еще и расспросами — было ясно, что результата это не принесет. Молчание затягивалось, но уходить девушке не хотелось, и она предложила:

— Не хотите ли прогуляться по саду? Вы, наверное, еще не выходили из палаты?

В саду Реабилитационного центра царило необычайное оживление — слухи о красавце-обгорельце из средневековой Турции распространились на удивление быстро. Кучковаться в коридорах Центра категорически запрещалось, поэтому пациентки дружно высыпали на пленэр и неспешно фланировали, надеясь своими глазами лицезреть чудо пластической хирургии. Особо дальновидные даже послали заявки на погружение в старотурецкий, удивляя сотрудников ИИИ внезапно вспыхнувшим интересом к этому языку.

— Вы не поверите! — говорил пожилой лаборант, потрясая толстой пачкой заполненных бланков перед носом заведующего Лингвистической лабораторией.

Каково же было всеобщее разочарование, когда красавчик появился в саду под ручку с неизвестной молодой особой!

— Ишь, какая шустрая, — зашептались оскорбленные до глубины души тетки.

— Этот слащавый взгляд…

— Неприлично пухлые губки…

— И хищные ямочки на щеках!..

Впрочем, большинство пациенток Реабилитационного центра так быстро сдаваться не собиралось. Проходя мимо обгорельца, женщины старательно подмигивали, строили глазки, игриво покачивали бедрами. От такого пристального внимания несчастному красавцу было явно не по себе. Но когда одна из пациенток внезапно привалилась к нему пышной грудью и прямо в ухо томно прохрипела: «Салям алейкум, пупсик!» — молодой человек резко дернул Тосю за руку и поволок обратно в палату.

— Не понимаю, что я такого сделал! Почему они все на меня так смотрят? — сокрушался он, захлопывая за собой дверь.

— Это же очевидно. — Тося снова смущенно покраснела и негромко произнесла: — Вы очень симпатичный и обаятельный мужчина.

— Правда? — засомневался пациент.

— Ой, заболталась я с вами, — внезапно засуетилась Тося, хватаясь за сумочку. — Мне уже пора, а вам не мешало бы отдохнуть.

— Жаль, что вытак быстро уходите, — вздохнул больной. — Но вы придете еще?

— Приду, — твердо произнесла девушка, думая о своем пропавшем без вести муже. — Я обязательно что-нибудь придумаю, и мы вернем вашу память.

…Небо Истанбула начало приобретать тот особый сапфировый оттенок, который предупреждает о приближении вечера. Минуты текли, как песок сквозь пальцы, но никто не нарушал тягостного одиночества Варвары Сыроежкиной. Пленницу мучили ужасные сомнения: что, если с наступлением долгожданной темноты вместо бывшей подруги сюда заявится ее великовозрастный сынуля? Мерзкий комок страха медленно кувыркался внутри, сжимая горло.

Егор уже давно прогуливался у западной калитки и поминутно выходил на связь: «Ну что? Ты уже идешь?» Варя отшучивалась, что еще слишком светло для похищения невест, а тем более законных жен. Делиться с мужем своими тревогами она не решалась — стоит Егору усомниться в чистоте Сониных намерений, как он разнесет половину дворца.

Когда дверь наконец отворилась, от избытка эмоций пленница едва не грохнулась в обморок. На пороге появилась темнокожая служанка:

— Светлейшая султан-валиде, да наградит ее Аллах долголетием, велела мне проводить жемчужину гарема к западной калитке. — Девушка с поклоном протянула Варе плотную накидку.

«Егор, за мной пришли! Жди, скоро буду», — возбужденно просигналила Варвара и поспешила вслед за шустрой служанкой. Они долго петляли узкими коридорами. Постепенно Варе стало казаться, что служанка просто водит ее по кругу, путая следы. Неожиданно девушка остановилась. Задохнувшаяся под плотной накидкой, Варя с облегчением привалилась к стене, переводя дух.

— Дальше мне нельзя, — затравленно озираясь, прошептала служанка. — Иди, тебя встретят.

Она торопливо поклонилась и исчезла, словно растворясь в полумраке коридора. Толкнув тяжелую дверь, Варя шагнула в темноту и вдруг почувствовала, как сильные пальцы сжали ее локоть.

— Егор, это ты? Отпусти, мне больно!

— Молчи, — прошипел незнакомец, увлекая Варю за собой.

— Куда вы меня ведете? Где мой муж?

Незнакомец тихо свистнул. Варя почувствовала, как на ее лицо легла плотная ткань, пропитанная неприятным, сладковатым запахом. Девушка попыталась закричать, но звуки тонули в стремительно подступающей дурноте. Последним, что она запомнила, был голос Егора, глухо звучащий в ее сознании: «Варька, эта старая стерва нас все-таки обманула!»

Потирая ноющую макушку, Егор медленно приходил в себя:

— Ну вот, не успела одна шишка рассосаться, как мне вторую посадили. Что за манеры у этих стамбульцев!

Он поднялся на ноги и огляделся. Темнота надежно скрывала подробности окружающего интерьера, лишь далеко вверху виднелся бархатно-синий кругляшок неба, плотно утыканный звездами, похожими на шляпки маленьких серебряных гвоздей. Вытянув руки вперед, Егор уткнулся в шершавую каменную кладку. Глухая стена шла по кругу, не оставляя ни малейшей надежды выбраться из этого глубокого колодца. «Зиндан!» — с ужасом понял Гвидонов и поспешил связаться с женой.

Варя не отвечала.

— Если с ней что-то случилось, я эту старую ведьму из-под земли достану! — взревел Гвидонов. Небо ответило сочувственным молчанием.

«Егор, как дела?» — раздался в голове напряженный голос мэтра.

«Великолепно! Варю схватили, как только она выглянула из калитки, меня бросили в зиндан».

«Так, — протянул Птенчиков. — Теперь понятно, почему за мной никак не приходят. Боюсь, что нам нужно приготовиться к самому худшему».

«Сонька», — процедил сквозь зубы Гвидонов.

«Да, мы слишком многое объясняли присутствием в Стамбуле Антипова. А ниточки меж тем ведут совсем в другие руки».

«Мафиози из гарема!»

«Думаю, Антипов тоже встретился с Соней. Жив ли он сейчас…»

В среднем ухе Егора слабо завибрировало.

«Варька! — встрепенулся Гвидонов, концентрируясь на образе жены. — Ты жива?»

«Не знаю», — прошептал слабый голос Сыроежкиной.

«Однозначно жива! — завопил ликующий Егор. — «Я мыслю — значит, я существую!» Где ты, любимая?»

«Сложно сказать. Здесь очень душно, темно и много людей. Они стонут… — Варя немного помолчала, прислушиваясь. — Егор, если я правильно понимаю, это невольничий барак. Утром нас всех поведут на рынок!»