— Хельсинга?.. — не сразу поняла я, о чем это он.

И только когда Бонни заржал, залилась стыдливым жаром. Мы же ставим «Дракулу»! А сказку про дракона я еще не написала, ее мы будем ставить потом… может быть, сделать из нее мюзикл? Взять на роль лорда Гюнтера, драконом Мартина… ой, о чем это я?..

— Вернитесь к нам, о королева! — не переставал ржать Бонни. — Пицца остынет!

— Пицца?!

Вот да. Бонни знает рецепт писательского счастья. Пицца, большущий стакан латте и еще пицца. И на закуску похвалить гениальную идею и не менее гениальное воплощение. Тогда я даже прощу негодяя, посмевшего сказать «что-то не то» на гениальные реплики Ван Хельсинга!

Собственно, реплики я и в самом деле немного переделала. А ноут открыла, глянула написанный кусок — и закрыла. Хватит на сегодня, и так две главы уже написала. Шутка ли, четыре часа подряд писала! А показалось — минут десять, не больше.

Еще одну порцию писательского счастья (пиццу с креветками, мидиями и осьминогами) мы умяли вместе с Катькой, у нее как раз был перерыв. Заодно я узнала, что Олежек переехал к ней, безо всяких штампов в паспорте и прочих обещаний. Просто так, на правах временного любовника.

— Да ну?

— Не хочу за него замуж, из него муж… — Катька поморщилась. — И вообще, сейчас не время для серьезных отношений. Если мы будем репетировать и дальше в таком режиме, придется уйти с работы.

— А ты еще не ушла? — я искренне удивилась. — Кать, что-то мне не верится, что в левом хоре пусть и центрального храма платят больше, чем тут.

— Меньше там платят, но… слушай, там — стабильный кусок хлеба всегда, а с мюзиклом пока непонятно что получится.

— Слушай, Либман, нельзя же быть таким деревом, а? Если ты поймешь, что мюзикл — не твое, сделаем что-нибудь доброе и вечное с вашим ансамблем «Барокко». Снимем вам нормальный репетиционный зал, Фил организует концерты и гастроли, будете работать, как белые люди.

— За твои деньги? Тишка, это как-то неправильно… — вздохнула Катька.

— Не за мои, а благотворительного фонда Говардов. Слушай, пока я не была замужем за Ирвином, ни тебя, ни меня не напрягало брать у него бабло на искусство. Сейчас-то что изменилось?

— Не знаю, — пожала плечами Катька. — Просто… ну… я всегда как-то сама.

— Ты и сейчас сама, — я протянула ей предпоследний кусок пиццы. — Если бы ты плохо пела или была на сцене бревном, я бы тебе не предложила пробоваться на роль. Заметь, только пробоваться! Решил все Бонни, а он тебя первый раз видит.

Вот тут Катька покраснела, как заря коммунизма, и потупилась. А я не сразу поняла, что не так-то? Зато когда поняла — заржала. Ну да. Первый раз Бонни ее видел не в Гнесинском зале, а в «Касабланке», когда танцевал стриптиз на столе.

— Катька… ы-ы… — я утерла скупую слезу бумажной салфеточкой. — Ты что, смущаешься? Или думаешь, что Бонни взял тебя на роль поэтому?! Ой, мама…

Катька поежилась и опять отвела взгляд.

— Как-то неловко получилось.

— Да вижу, что неловко, — я вздохнула, доела последний кусочек пиццы и отставила пустую коробку. — Так, Катерина, выкладывай, что именно тебе неловко, о чем сплетничают господа артисты и вообще. Все выкладывай.

Она и выложила. Чутка повздыхала и раскололась.

Я слушала и умилялась. Родная, любимая гнусная тусовка! Бонни был на все сто прав — господа артисты, а с ними педагоги и прочие мимокрокодилы упоенно обсуждали, долго ли лорд Говард будет терпеть мои наглые измены прямо под собственным носом. Ну и, разумеется, какая же я дура, рисковать миллиардами и титулом ради интрижки! А главное, вот так открыто, да лорду Говарду только ленивый не расскажет! То есть не имярек, конечно, ну как вы могли подумать, он/она же не дерьмо какое… Вариант, что я безумно влюблена в Бонни Джеральда, и потому крышу унесло нафиг, тоже рассматривался. С обсасыванием последствий — как я буду плакать и кусать локти, когда Бонни меня бросит, а муж со мной разведется. И что зря я надеюсь этим мюзиклом кого-то задобрить и заткнуть рты, все равно мои потрахушки с Джаральдом выплывут.

— Кать, совсем честно, как на духу. Ты думаешь, твоя роль и Олежека — чтобы вы не сдали нас Ирвину?

Катька отчаянно замотала головой, а потом…

— Все девчонки так думают, даже Алеська. А я никогда! Ты же… если ты его любишь… — она тяжело вздохнула, явно не одобряя измен даже по великой любви, и вообще не понимая, что я не вышла за Бонни, когда у нас такая безумная страсть. — Кто-нибудь все равно доложит.

— Ясен пень, держать язык на привязи это не наш метод, — кивнула я. — Я правда люблю Бонни.

— Это заметно, — хмыкнула Катька, кинув короткий взгляд на сцену, где Бонни вдохновенно трахал мозги Петрову, пока Мина и Ван Хельсинг пели нечто душещипательное. — Но я все равно не понимаю. Они же друзья, Роз. Тебе не жаль, если они из-за тебя рассорятся?

— Не рассорятся. Кать, почитай «Бенито», это лучше, чем объяснять.

— Я почитаю, конечно. Прости, это не мое дело, конечно…

Что там не Катькино дело, я уже не узнала. Потому что на весь зал прозвучало:

— Браво! — и хлопки в ладоши.

Бонни обернулся и просиял:

— Британия!

А потом спрыгнул со сцены и бросился к Кею обниматься.

Катька рядом со мной ойкнула, а я… ну, я могла бы сразу побежать к ним, но мне хотелось сначала посмотреть. И на моих мужчин вместе, и на реакцию зала.

Реакция была что надо. Народ замер, как мыши под веником. Еще бы! До них вдруг дошла простая истина: если лорд Говард сейчас узнает о шашнях жены с другом, плакало финансирование их мюзикла. Денег-то он дать еще не успел, а я точно не дам, если меня сдадут. Упс.

А Британия с Сицилией радостно обнимались, хлопали друг друга по спинам, Сицилия что-то рассказывал с горящими глазами.

Катька рядом со мной тихонько шмыгнула носом. Такая трогательная встреча! А какая сейчас будет трагедия, ведь лорд не дурак и чует напряжение зала-то!

Мне очень хотелось заржать. Трагедия, да уж. Сейчас кто-нибудь прямо со сцены объявит: о, неверная жена, покайся! Ага-ага. И я ка-ак покаюсь! А Кей ка-ак зарядит «молилась ли ты на ночь, Дездемона?». Хотя, конечно, мне жуть как интересно: кто решится стать сукой? Был бы тут Бурцев, поставила бы на него, как на первого обиженного кандидата. Еще может быть Света, которую Бонни подвинул с роли Люси в пользу Катьки. Остальным совсем невыгодно, хотя когда речь идет о возможности сделать гадость, разум люди теряют только так.

Эх, ладно. Что-то я сегодня пессимистка. Может быть, все будут молчать, как партизаны? Сплотят ряды ради своего великого режиссера! Короче, не будем их искушать дольше необходимого.

Я уже встала и сделала шаг к своим мужчинам, когда повисшая в зале подозрительная тишина лопнула, как мыльный пузырь. Этаким дружным обалделым выдохом. Отчего обалделым? Ну, я бы могла предложить три попытки на угадайку, но тут довольно и одной.