В груди Правителя гулко забилось сердце — перед ним пронеслись лица товарищей. Сотни юных Уров, жаждущих нести слово Сварога на край света, не ведающих усталости и страха.

— Они все погибли?

Наставник кивнул, нахмурившись, и уточнил:

— Погибли их тела. — Он окинул Правителя мимолетным осуждающим взглядом. — Неужели ты забыл то, чему я вас учил? Дух не может умереть, если он устремлен ввысь. Или в твоей душе поселилось сомнение?

Правитель покачал головой, вновь почувствовав себя незрелым юнцом, представшим пред очами Наставника.

— В моей душе уже давно нет места сомнениям. Лишь одно. Но это решение я обязан принять самостоятельно. — Он пристально взглянул в глаза Наставника. — Хотел тебя спросить. Можем ли мы забрать ее с собой? Мне жаль обрекать ее на вечное одиночество.

Наставник отвел глаза, выказывая тем самым собственное бессилие в сложившихся обстоятельствах. Речь шла о Чернаве, чья судьба по-прежнему угрожала этому миру.

— Прости. Вы все сделали правильно. Вы изменили ее судьбу, но изменить судьбу ее ребенка не в ваших силах. Мы не можем забрать ее. Иначе Урай примет на себя все те беды, которые предначертаны Земле.

Они надолго замолчали, каждый погрузившись в свои мысли. У входа раздались неторопливые шаги, и Уры переступили порог корабля, представ пред Наставником.

— С возвращением, Яромудр! — Наставник распростер свои объятия, радостно заключая в них старца. — Ты исполнил свой долг, Урай ждет тебя.

По щекам Ура потекли слезы радости, и, склонившись в благодарном поклоне, он ответил:

— Я научил их любить Землю-матушку, природу, зверей. Теперь они знают многое. Если они научатся жить в гармонии с окружающим их миром, то будут счастливы. Я возвращаюсь домой с радостью. И не суди меня за это. — Яромудр печально склонил голову, словно стыдясь собственного решения. — Война не для меня. Мое дело земное: созидать, обучать.

Ур направился к Вратам, лишь на мгновение нерешительно задержавшись перед бушующими потоками энергий. Наконец Яромудр отбросил сомнения, ступая в поток коловорота, и пропал, устремившись к родному Ураю.

Наставник обернулся к следующему Уру, в чьих руках неторопливо извивался безвредный полоз.

— Здрав будь, Змееносец. Твое искусство исцеления навеки останется с людьми. Множество жизней будут спасены твоими стараниями. Урай ждет тебя.

Ур благодарно поклонился Наставнику, молчаливо направляясь к Вратам. Без тени сомнения он вступил в коловорот, устремившись вслед за Яромудром.

— Не трусость движет мной, — раздался голос Велезвезда, переступающего порог Ковчега. — Я никогда не был воином. Однако звезды говорят мне, что мой путь не должен оборваться здесь. Потому я следую за своей звездой.

Наставник обнял его, успокаивающе похлопав по плечу:

— Урай рад тебе, Велезвезд. Ты многое познал о мироздании и обучил этому знанию учеников. Когда-то, спустя долгие тысячелетия, они поведут звездными путями свои корабли.

Велезвезд смахнул слезу, быстро направившись к Вратам.

— Рекун. — Наставник пристально взглянул на следующего Ура, тоскливо ожидающего решения своей судьбы. — Твоей рукой начертаны все Веды. Ты передал людям Слово, и оно пройдет века, не изменившись. И знания получат те, кто их достоин. Получат, ибо ПО ЛУЧУ они приходят в Явь. И как бы ни старались слуги Нави, им не удастся смысл слов сокрыть от разума людского. И будут думать люди, в словах распознавая смысл языка, которым им вещал Рекун.

Старик кивнул, благодарно приложив к груди испачканные в чернилах пальцы. Бережно прижимая к груди котомку с торчащими из нее свитками, он направился к Вратам.

Правитель грустно наблюдал, как братья один за другим покидают его, возвращаясь на Урай. Он не осуждал их решения, они не были ни сильными магами, как Элкор, ни воинами, как Ратибор. Каждый из них шел своим путем, даруя мирам радость созидания и благополучия. Лишь немногие имеют в себе силы бороться со Злом. Вот исчез во вратах еще один из братьев, и Наставник удивленно воззрился на стоящего в стороне Ратибора.

— Поторопись, мастер боя. К утру Врата закроются навеки.

Ратибор упрямо склонил голову, сверкнув непокорным взглядом:

— Прости, Наставник. Я остаюсь с Правителем, — голос воинствующего Ура дрогнул, впервые выказывая волнение, и он добавил: — Я остаюсь во славу Перуна!

Наставник взглянул на Правителя, спокойно сложившего руки на своей груди. После длительного молчания он понимающе кивнул:

— Ты удивил меня, мой лучший ученик, когда создал Врата. Сегодня же я просто восхищен силой духа, пылающего в твоей груди. Тобою восхищен и Ратибором! Урай навеки запомнит ваши имена. — Направившись к Вратам, Наставник задержался у пылающей подковы и обернулся. — Не забывайте главного: дух вечно жив. И смерть — лишь избавленье от слабой оболочки тела. Смерть — это и начало, и конец одновременно. Один лишь дам совет: спасти посевы от огня поможет только дождь. Пусть плачут небеса, чтобы погасить то пламя, что разожгли безумные создания Чернобога. Удачи в битве!

Он скрылся в полыхающих Вратах. И лишь его протяжные слова достигли слуха Правителя и Ратибора: «И вы не будете одни, покуда с вами Он…»

— Что сказал Наставник?

Правитель усмехнулся, обнимая Ратибора за плечи, и пояснил:

— Он нам сказал, что с нами Род. Пока горит в нашей груди его огонь, мы не одни.

Ратибор кивнул, грустно оглядывая мертвый корабль:

— Нет, я не о том! Пусть плачут небеса, чтоб погасить огонь… О чем это, брат?

Правитель вздохнул, не поднимая глаз от пола. Направившись в глубь корабля, он лишь глухо проронил:

— Вода. Земля должна омыть себя.

Двери распахнулись, пропуская в покои Сиявуша взволнованного воеводу Хорезма. Громыхнув пол тяжелым походным мешком, воевода обернулся к страже, прорычав:

— Прочь отсюда!

Угрюмые стражники окинули Сиявуша вопрошающими взглядами и получили молчаливое согласие царя.

— Как прикажешь тебя понимать, воевода? — в тихом голосе царя прозвучали стальные угрожающие нотки. — Ночь на дворе. Надеюсь, что-то безумно важное заставило тебя потревожить мой покой. Если нет…

Воевода подошел к царю и покорно рухнул на колени, подвигая к нему мешок плененного волхва.

— Не вели казнить, великий царь. Не касалась моя рука содержимого. Лишь заглянул — и сразу к тебе. Не вели казнить.

Воевода склонил голову в поклоне, чем вызвал немалое удивление Сиявуша.

— Что там? Что могло так испугать моего храброго воеводу? — Царь склонился к походному мешку, осторожно ослабляя узел и заглядывая внутрь. — Золото? Всего лишь? — Расстроенный Сиявуш отошел к своему ложу, вновь собираясь лечь спать. — Утром сдашь в казну. Потом потешишь меня рассказом, кого из купцов обобрал.