Руки воеводы нырнули в мешок, вынимая наружу несколько золотых пластин, исписанных арийским письмом.

— Да ты взгляни, великий царь! Взгляни!!

Сиявуш недовольно вернулся к воеводе, брезгливо принимая из его рук пластины.

— Золото как золото… — Глаза его удивленно распахнулись, едва лишь он пробежался взглядом по письменам. — Что это? Где ты это взял?

Воевода поднялся с колен, опасливо озираясь по сторонам, словно в царских покоях их кто-нибудь мог подслушать.

— Волхва Перунова схватили. Буянил больно, стражу избил. В темницу заточили. Сказал, что к тебе путь держал.

Сиявуш понимающе кивнул головой, вчитываясь в рунические письмена.

— Молодец, воевода. — Царь принялся копаться в мешке, разглядывая начертанные знаки и рисунки. — Ну, раз ко мне путь держал, стало быть, мне он этот мешок и нес. А потому не о чем горевать. Гляди-ка, летающая ладья!

Воевода покосился на золотую пластину, на которой был начертан рисунок с изображением летающего корабля Уров.

— Чудеса! — прошептал воевода, потянувшись к пластине. — А это что? Похоже на гору, взмывшую к небесам.

Сиявуш недовольно шлепнул его по руке.

— Куда руки тянешь? В темницу захотел?!

Воевода поспешно отступил, опуская глаза долу:

— Прости, Повелитель. Не корысти ради, из любопытства рука потянулась.

Сиявуш недовольно нахмурился, с трудом поднимая с пола тяжелый мешок.

— Ступай, воевода. Жду тебя на рассвете.

Воевода бросился к выходу, растерянно задержавшись в двери:

— А с волхвом тем чего делать? Того? — Он провел ладонью вдоль горла, красноречивым жестом спрашивая соизволения.

Сиявуш недовольно поморщился, вновь окинув взглядом пластину с непонятными ему письменами.

— Пускай пока посидит в темнице. Должен же кто-то их тайнопись прочесть.

* * *

Огненная лисица рьяно вертелась по ночной улице Хорезма, пытаясь отыскать утерянный след. Безобраз неторопливо шел вслед за ней, угрюмо озираясь по сторонам и тихо ругаясь:

— Бегает-бегает. Найду — ноги укорочу, больно прыткий попался. — Ведьмак замер, услышав, как лисица радостно забрехала: — Таки нашла! Ай да рыжая!

Безобраз бросился к огненному духу, выписывающему круги у порога корчмы. Наконец-то взяв след, лисица бросилась вдоль по улице, направившись в сторону царского дворца.

Безобраз на мгновение замер, прикрывая глаза и пытаясь увидеть недавние события этого места.

— Вот оно как получается? По башке получил, потому и след проявился. Не своими ногами он во дворец вошел…

Открыв глаза, ведьмак уверенно последовал за духом. Дойдя до царского дворца, Безобраз жестко дернул путеводную нить, возвращая назад яростно рвущегося вперед Ловца.

— Погодь, рыжая. — Ведьмак недовольно покачал головой, сматывая клубок и пряча его в котомку. — Силой тут не попрешь, хитростью брать нужно.

Битва со стражей дворца была ему не по силам. Одно дело — волхва обезглавить, иное дело — с сотнями стражей схлестнуться. Недолго думая, Безобраз направился к городским воротам, где отирались поблизости его воины. Тихо разговаривая сам с собой, он кивнул, уверенно накрыв ладонью рукоять меча.

— Все отдашь, гаденыш! Или головы своей лишишься вместе с короной.

…В дверь царских покоев постучали, и испуганный воевода вновь переступил порог:

— Великий Сиявуш, просыпайся. Беда-а-а…

Царь недовольно открыл глаза, капризно переворачиваясь на другой бок. Он безумно хотел спать. До самого рассвета эти золотые пластины не давали ему покоя. Неведомые руны, чудесные рисунки, все это поселилось в его голове, лишая сна.

— Чего тебе? Пшел вон, пес! — простонал царь, пытаясь вновь заснуть.

— Беда говорю, Сиявуш! У городских врат стражников на куски посекли. — Воевода чуть не плакал, чувствуя свою вину в том. — На стене кровью написали: «Сиявуш, верни, что взял!»

Царь вскочил с кровати, мигом лишившись сна. Быстро одеваясь, он окинул воеводу хмурым взглядом.

— Кто посмел?!

Воевода пожал плечами, понуро опуская голову:

— Одного в живых оставили. Да передать тебе велели: мол, если не вынесешь из дворца то, что тебе не принадлежит, — сегодня же Хорезм сожгут.

Царь возмущенно фыркнул, прикрикнув на воеводу:

— Что ты нюни распустил? Тоже мне воевода. Ступай и найди тех, кто воинов порубил! Всех казнить немедля!

Воевода смущенно развел руками:

— А кого искать-то? Никто никого не видел. Если Хорезм подпалят, ни один купец к нам не повернет. — Он жадно покосился на стоящий в стороне походный мешок с Ведами. — Может, лучше вернуть, покуда беду не накликали?

Сиявуш гневно сверкнул глазами, напяливая на голову корону, увенчанную полумесяцем.

— Пшел вон, пес! Ищи разбойников, или сам головы лишишься! — царь ткнул пальцем, указывая воеводе на дверь. — И волхва ко мне приведи. Под стражей!

Рыжий очнулся и открыл глаза, осторожно приподнимая голову. Затылок отозвался острой невыносимой болью, заставив его застонать.

— М-мм! Эко он меня…

Руки за спиной затекли, туго стянутые веревкой. Волхв грустно вздохнул, осторожно переворачиваясь на бок.

— Сказал ведь, сам пойду.

Свернувшись калачом, он ловко продел ноги сквозь путы рук. Вцепившись зубами в узел, Рыжий быстро распустил его, насмешливо пробормотав:

— Хорошо хоть на дыбе не растянули. — Отбросив прочь веревку, он принялся растирать затекшие кисти, озираясь во тьме. — И как это меня угораздило? На мякине провел, негодяй воевода. Выеденного яйца его слово не стоит! Эй, стража, за что честного человека в темницу упекли?!

Волхв замолчал, наконец-то разглядев в темноте что-то похожее на человека. Изможденный грязный оборванец беззубо улыбался ему из темноты.

— Не кричи, честный человек, беду накличешь. Сейчас стража явится, бока тебе намнет. Да и нам на орехи перепадет, за компанию. Кхе-кхе! — Старик хрипло закашлялся, загремев кандалами. — Тут все честные. В Хорезме темница — единственное место для честного человека. Все остальные на торгу, честь за куны продают.

Рыжий нахмурился, прислушиваясь к словам несчастного.

— За что тебя посадили, дед?

Старик вновь закашлялся, едва лишь зайдясь смехом.

— Какой же я тебе дед? Мне, парень, лишь четыре десятка стукнуло. Шестой год тут в темноте гнию. Тут не то что дедом — ишаком станешь! Ты, мил человек, радуйся, что в кандалы тебя не заковали. Может, еще казнят, если повезет. Лучше смерть, чем так мучиться, как мы…