В общем, я считал, что мне повезло — все обошлось без жертв. Не уходило из памяти странное поведение собаки. Видать ей тоже досталось от хозяина отары за потерянного ягненка. Возможно, искала его целый день. Неужели нашла меня по запаху? Как настоящая ищейка? Но кусать не стала. Почему? Может, поняла, что я тоже щенок, только человеческий?

Во всяком случае, я чувствовал, что у меня с Красным псом состоялся разговор, вернее — общение. Мы познакомились лично. Придя к такому выводу, я решил, что просто так он меня теперь не тронет. А вся монгольская стая его слушается. Начал снова отлучаться, ходить по мастерским, общаться с рабочими.

Уходя подальше от поселка, брал с собой еду. На всякий случай. Чтобы задобрить собак. Но поскольку аналогичных встреч не происходило, принесенное съедал сам. Это вошло в привычку. Пару бутербродов с колбасой тайком от родителей заворачивал в газету и нес в шалаш.

Лежал на косе, подставив свое тело солнечным лучам. Представлял себя Робинзоном Крузо на необитаемом острове. Ощущал вынужденное одиночество, удаленность от цивилизации, тоску по людям как ссылку за революционные идеи. Или результат чужого навета — подобно сюжету фильма «Граф Монте-Кристо».

Состояние искусственной подавленности поднимало аппетит. И через пару часов я с удовольствием уплетал принесенную из дома снедь. Как передачу в тюрьму от любящей меня девушки или поклонницы. Оставшиеся от булки крошки скармливал миногам. После чего воображал своё чудесное освобождение и шёл на охоту, катался с водовозами.

В тот день я, как обычно, спрятал бутерброды в углу шалаша и пошёл стрелять сусликов. Мне удалось попасть в одного — самого толстого. Но он юркнул в норку, свистом предупредил собратьев. Полянка с холмиками из земляных кучек вмиг опустела. Побродив среди высокой травы и не найдя ничего интересного, решил вернуться.

Солнце припекало, и можно было окунуться в ручей, а затем принимать солнечные ванны, растянувшись на горячем песке.

Ещё издали я заметил около шалаша незнакомого мужчину. Было странным, что кто-то забрел сюда в рабочее время. Тот сидел на бревнышке, подставив лицо солнечным лучам. Услышав мои шаги, быстро встал и посмотрел на меня сверху вниз. Это был парень лет на пять старше меня, шатен. Волосы длинные до шеи, лохматые сальные. Лицо покоцаное, прыщавое с множеством белых головок. На щеках и шее несколько прилипших маленьких кусочков бумаги с красными точками в центре. Голубые глаза с интересом смотрели из-под нависшей спутанной челки. Несмотря на жару, черная нейлоновая рубашка застегнута под горло. Коричневые полосатые брюки явно большего размера, чем нужно. Собирались складками внизу. На талии стянуты узким ремнем.

Я уставился на его ботинки, каких раньше не видел. Из грубой чёрной толстой кожи. Выпуклые закруглённые носы, как у клоунских. Похожи на морды карликовых бегемотов. По бокам — клепки.

Заметив мой пристальный взгляд, парень защемил пальцами брючины и приподнял вверх, приоткрыл голые щиколотки.

— Гады мои понравились? — выставил ногу вперед, выпятил грудь. — Отец подарил. Он у меня сварщик. Такие только им на работе выдают! Чтобы искры не прожигали. Ни одна змея не прокусит.

Окантованные металлом отверстия для шнуровки были пусты — шнурки отсутствовали. Носков тоже не было.

— Ты что здесь, один? — спросил он, оглядываясь по сторонам.

— Один! — ответил я по-взрослому, как можно тверже. — В поселке только малолетки!

— Ну тогда давай знакомиться, — он протянул руку, — Фёдор!

— Сашка!

Мне было приятно пожать его большую ладонь.

Разговаривая, он держал руки в карманах брюк. Выпячивал грудь, приподнимал подбородок. Переносил вес с одной ноги на другую. Переминался, поочередно выставляя ботинки. Отчего все тело казалось вертлявым, как на шарнирах, желало пуститься в пляс. Но закончив говорить, он, словно, забывал о своем намерении. Задумчиво умолкал, начинал сутулиться, голова клевала носом.

— Сам построил? — спросил Фёдор, кивнув на шалаш. Распрямил плечи.

— А то! — с гордостью произнес я. Снял с плеча ружье, надеясь, что Фёдор обратит на него внимание.

Мельком взглянув на самострел, он ухватился за рукоятку моего ножа.

Я позволил выдернуть его из ножен.

— Вот это вещь! — произнес Фёдор восхищенно. — Настоящий тесак!

Меня переполнило возникшее в душе благородство. Захотелось быть с этим взрослым парнем на равных.

— Дарю! — произнес я, без сомнения подавив в себе едва возникшую жадность.

Фёдор оторопел:

— Это мне?

— Тебе, — произнес я. Почувствовал себя ровесником. Отстегнул ножны и протянул ему.

Фёдор быстро повесил подарок себе на ремень. Благодарно посмотрел на меня:

— Ты откуда?

— Из Ленинграда!

— А… — протянул он, смутившись, — а я из…

Произнес название, которого я никогда не слышал, и потому только пожал плечами в ответ.

— Это рядом с… — Фёдор задумался, не договорил. Затем махнул рукой и направился к шалашу:

— Не маловат?

Я пошёл за ним. Наклонился, поднял шпингалет. Открыл вход и залез внутрь. Пододвинулся в сторону:

— Нормально!

Фёдор согнулся и тоже пролез. Он вполне уместился рядом. Но закрыть дверь мешали вытянутые наружу ноги в гадах.

— Пусть там остаются, — пошутил он. Им все равно ничего не страшно: ни дождь, ни снег.

Я вскрыл тайник в углу и достал сверток с бутербродами. Один протянул Фёдору. Тот сразу принялся жевать. Благодарил, бубня набитым ртом. Я разломил свой бутерброд на две половины и неторопливо надкусил одну. Не успел ее доесть, когда Фёдор уже расправился со своим.

Облизав остатки сливочного масла с рук, он кивнул на вторую половинку у меня в руке.

— Будешь?

Я почувствовал себя гостеприимным хозяином:

— Бери!

Фёдор быстро умял и ее:

— Больше нет?

Я отрицательно покрутил головой. Он выбрался наружу. Подойдя к ручью, встал на колени и, наклонившись, стал пить воду. Периодически приподнимаясь и покряхтывая:

— Холодная! Аж зубы сводит.

Я тоже прилег рядом и тронул воду губами. Хлебнул самую малость. Она казалась ледяной и ничем не пахла.

— Пойдём, достроим шалаш, — предложил Фёдор, — может, ещё кто приедет!

Я согласился, и мы пошли на склад. Приятель мог унести целую дверь с рамой, но посовещавшись, мы решили, что лучше подойдет небольшой массив от чердачного входа. Прихватив ещё несколько оконных рам, оргалит, доски и крепежный материал, двинулись к шалашу.

По дороге Фёдор споткнулся о траву и чуть не грохнулся с ношей. Смачно выругался. Я остановился — узнал свою работу. Решил признаться и показал, как ставлю капканы для чужаков, на подходе к ручью, скручивая их из травы. Фёдор внимательно осмотрел заплетенные мной косички: