– Насколько я слышал, все не так просто. Я этим займусь – посмотрю, удастся ли что-то выяснить.

– Умоляю тебя, не надо, – вспылил Рэдклифф. – Там нечего выяснять. У Арчи все отлично, и я был бы премного благодарен, если бы люди перестали давать мне непрошеные советы.

– А что, если не отлично? – спросил Хинсли, не обидевшись на тон друга. – И я, и мисс Тэлбот считаем, что назревает нечто дурное. Я бы сказал, имеет смысл с этим разобраться.

– Мой отец принимал решения, исходя из «что, если», – парировал Рэдклифф. – Я не пойду по его стопам и не стану вмешиваться в дела брата. Ей-богу, желание поразвлечься еще не делает тебя плохим человеком. Арчи должен жить своей жизнью, совершать ошибки и взрослеть, свободный от оков долга и сплетен.

Хинсли вскинул руки, сдаваясь.

– Ладно, хорошо, – согласился он, пытливо глядя на друга, и проницательно спросил: – О чем еще вы поспорили с мисс Тэлбот?

– Неважно, – проронил Рэдклифф. – Я слишком засиделся в Лондоне. Слишком надолго. Завтра отправлюсь в Рэдклифф-холл.

Коляска подъехала к дому на Сент-Джеймс-плейс, и Рэдклифф открыл дверцу, не дожидаясь лакея.

– Попрощаемся, Хинсли. Я тебе напишу.

Он вошел в дом и захлопнул за собой дверь.

Китти держала себя в руках все время, пока танцевала кадриль, три контрданса и котильон, пила шампанское, подъезжала в экипаже к дому, укладывалась в постель. И лишь когда Сесили сонно засопела рядом с ней, Китти позволила своей тайне – рыданию, комом сидевшему в горле весь вечер, – вырваться в темноту ночи.

Это было так несправедливо, так ужасно несправедливо! Какой отвратительный человек. Предвзятый, привилегированный, отвратительный человек. Она ненавидела его, ей хотелось больше никогда в жизни не видеть ни его, ни остальных де Лейси.

Она проворочалась в постели всю ночь, не в силах унять гнев, но рассвет принес ей некоторое успокоение. Поднявшись раньше Сесили, она занялась делом: открыла сундук, стоявший без использования под окном со дня их прибытия, и начала складывать в него вещи. За спиной послышались вздохи и шорох – Сесили начала просыпаться.

– Что ты делаешь? – сонно спросила она, когда Китти держала в руках свое самое нелюбимое вечернее платье – на ближайшее время оно уже точно не понадобится.

– Просто укладываю вещи, – пробормотала Китти, думая о своем. – Ненавижу оставлять все на последний момент.

– Укладываешь вещи? – Сесили резко села. – Куда мы едем?

– Домой, разумеется. После сегодняшнего вечера мы не задержимся в Лондоне дольше чем на неделю или около того. Я собираюсь убедить мистера Пембертона, что лучше устроить свадьбу как можно скорее. Не предвижу сложностей – у него маленькая семья, и с большой вероятностью он сочтет такой жест романтичным. Медовый месяц проведем в Биддингтоне.

– Осталась одна неделя? – упавшим голосом переспросила Сесили.

– Поразительно, что тебя это удивляет, – раздраженно откликнулась Китти. – Конечно, ты это знала. Постоянно твержу – обращай больше внимания на то, что говорят другие люди, и тогда тебе не придется вечно изумляться.

Сестра, кажется, расстроилась.

– Ничего я не знала, – сказала она. – Жаль, что ты не сообщила мне об этом раньше. А мы не можем остаться подольше?

– Почему ты хочешь остаться? Я думала, ты терпеть не можешь Лондон, ведь только тем и занимаешься, что жалуешься.

Последовала недолгая пауза, и вдруг…

– Я влюблена! – заявила Сесили так громко, что Китти от испуга едва не выскочила из кожи.

– Боже мой, Сеси, зачем так кричать… Что значит – влюблена? Этого не может быть.

– Это правда, – упорствовала Сеси. – В лорда Монтегю. А он влюблен в меня.

Китти прижала ладонь ко лбу.

– О господи! – простонала она. – Сеси… прости… но у нас нет на это времени.

– Нет времени? Китти, я сказала тебе, что влюблена!

– И я тебя слышала. – Китти отчаянно попыталась успокоиться. – Но дело в том, что мы просто не можем здесь оставаться – у нас кончаются деньги.

– Есть вещи поважнее денег! – пламенно запротестовала Сеси. – Посмотри на маму и папу.

– И к чему это нас привело? – требовательно спросила Китти. – Выбирая между любовью и деньгами, папа предпочел любовь, и у этого решения были последствия, Сеси! Оно поставило меня… нас в очень тяжелое положение.

– Но… – попыталась возразить Сесили, однако Китти ей не позволила, охваченная гневом.

– Мы не можем получить то, что хотим! Как мне до тебя достучаться, Сеси, чтобы ты поняла? – взорвалась она и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. – Знаю, это тяжело, но мы правда должны видеть картину в целом. Услышь меня наконец!

– Это ты не слушаешь! – взвизгнула Сеси. – Говоришь, я тебя не слышу, а сама никогда не прислушиваешься, и мне это опротивело. Всегда смотришь поверх моей головы, отмахиваешься от меня и никогда не слушаешь. А вот Руперт слушает, ему интересно, что я хочу сказать, он ценит мое мнение. Ты – нет! Тебя не интересуют мои мысли.

Эта филиппика совершенно выбила Китти из колеи. Давно уже Сесили не произносила столь длинных речей, забыв при этом упомянуть Вордсворта[21].

– Хорошо, и каковы твои мысли? – спросила Китти.

Сеси воззрилась на нее, открыв рот.

– Дело не в этом! – завопила она через секунду. – Прямо сейчас мне ничего не приходит в голову.

– В таком случае, – отрезала Китти, снова приходя в ярость, – у меня нет времени на твои истерики! Повзрослей, Сеси. Если не хочешь помочь, по крайней мере не мешай мне спасать нашу семью от разорения, не вставляй палки в колеса, когда все уже решено.

Сеси вылетела из комнаты, хлопнув дверью.

Они не разговаривали друг с другом до вечера. После завтрака Сесили отправилась на прогулку с леди Амелией, о чем сообщила тете Дороти, хотя Китти в этот момент находилась рядом. Тетя Дороти, собиравшаяся уехать из Лондона, чтобы навестить подругу в Кенте, поцокала языком, осуждая выходки племянниц.

– Ты должна с ней помириться, и лучше раньше, чем позже, – наставительно сказала она Китти, когда Сесили ушла. – И уж точно вам нельзя ссориться на глазах у миссис Синклер.

Предполагалась, что миссис Синклер побудет дуэньей сестер в отсутствие тети Дороти.

– Вы думаете, я была слишком сурова, – пробурчала Китти, по-прежнему отказываясь принять точку зрения Сесили.

– Я думаю, ты сделала глупость, – поправила ее тетя Дороти. – Сеси – молодая девушка, ослепленная первой любовью. Поговори с ней по-человечески.

На прощание она поцеловала Китти в щеку.