только Лагутин. И это было столь очевидно, что опять-таки смахивало на полное заблуждение.

И еще одну мелочь Аркадий Михайлович поймал. И этой мелочью было поведение Борисевича.

По идее он должен был если не сердиться, то хотя бы досадовать — тратил время, силы, людей своих отвлекал… И ради чего? Ради того, чтобы развести конкурентов и при этом убедиться, что к его прямым заботам это не имеет никакого отношения? Борисевич, однако, не сердился, и даже не досадовал, — напротив, выглядел весьма довольным.

С чего бы вдруг?

— Вот что, Аркадий Михайлович, я с утра ничего не ел. Вы, наверное, тоже. — Вадим посмотрел на живот Казика, словно именно живот должен был дать ответ.

Живот немедленно ответил тихим урчанием.

— Да, хорошо бы подпитаться, — согласился Казик и принялся озираться в надежде увидеть, где же поблизости дают еду.

Конечно, он мог позвать Борисевича к себе домой, но дома ждали рыбные котлеты, а хотелось вкусной мясной и потому вредной пищи.

Борисевич тоже несколько секунд порассматривал окрестности, но без особой пристальности, словно и не искал ничего, а просто о чем-то думал. Затем сказал:

— Я тут живу в двух кварталах. Разносолов особых нет, но хорошие свиные отбивные имеются.

Аркадий Михайлович сглотнул слюну, причем так выразительно, что Вадим рассмеялся. За двое суток знакомства Казик ни разу не видел, чтобы начальник службы безопасности не то чтобы смеялся, но хотя бы нормально улыбался.

— Вы заслужили хорошие свиные отбивные, — с удовольствием сообщил Борисевич. — Хотя ваша сестра наверняка считает, что вы их не заслуживаете никогда.

— Уж что правда, то правда, — издал Казик тяжкий вздох и вновь подумал, что радуется Вадим совершенно неспроста и кое-какие любопытные объяснения здесь явно напрашиваются.

Квартира Борисевича тоже произвела весьма интересное впечатление. На вид просто ухоженная современная квартира, в которой, однако, явственно витал дух одиночества. Причем не вынужденного и тягостного, а вполне намеренного и комфортного, когда всё подчинено удобству лишь одного человека без всякой оглядки на чьи-либо другие привычки и желания.

— Я живу здесь один, — перехватил Борисевич взгляд гостя. — И никого сюда не вожу — ни женщин, ни друзей. У меня для этого есть другая квартира, моя старая.

— А для меня вы сделали исключение?

Вадим пожал плечами, причем довольно озадаченно.

— Вроде того… Только не спрашивайте: "Почему?" Я сам не знаю. Может, потому, что нам надо всё обсудить, а в ресторане запросто помешают. Квартира для гостей на другом берегу, и мне неохота туда тащиться, да и что там с едой, я не помню, несколько дней туда не заезжал…

"Или потому, что дорожку сюда недавно уже протоптали", — мысленно добавил Аркадий Михайлович, зацепившись еще за одну мелочь: Борисевич открыл шкаф, и Казик увидел, что в сушилке стоят две чашки и лежат две чайные ложечки. С чего бы у человека, который на порог к себе никого не пускает, будут лежать эти предметы именно в сушилке и именно в двойном экземпляре?

Отбивные были великолепны — здоровенные, только что поджаренные сочные ломти. К мясу нашлись овощи, какая-то приправа, купленный по дороге белый батон хлеба и от всей этой вкусноты Казик испытал истинное блаженство вперемешку с желанием немножко пожаловаться на судьбу — то есть на родную сестру.

Сетования Аркадия Михайловича Вадим слушал с усмешкой, которая сошла с его лица только тогда, когда в очередной раз зазвонил телефон и Борисевич сказал: "Только осторожно", после чего сообщил Казику:

— У нас тут с утра кое-что занятное произошло.

Это "кое-что" было не просто занятным, а исключительно интересным, и Аркадий Михайлович мгновенно забыл про сестру, и даже про отбивную, которая, впрочем, была третьей по счету.

— Это что же, вы такое подробное досье на всех своих людей собираете? — поразился Казик.

— Не на всех, а только на тех, кто в "ближнем круге".

— Но это же, извините, вмешательство в частную жизнь…

— Да, вмешательство. И что? — как само собой разумеющееся признал Борисевич. — Это мы изобрели? Это давно изобрели до нас. И опять же правильно. Задача службы безопасности — охранять. И в первую очередь — самое главное лицо, его семью и его бизнес. Нормальные люди на месте Грибанова имеют телохранителей. Я вам, конечно, не скажу, что это стопроцентная защита. От первой пули, к примеру, защитить можно менее чем в десяти процентах. Это мировая практика, — вновь признал Борисевич, но на сей раз довольно кисло. — Однако от второй пули, не говоря обо всём прочем, телохранители — достаточная гарантия. А Грибанов никаких телохранителей знать не желает. И что нам делать? Хотя бы "ближний круг", который постоянный рядом трётся, тщательно проверять и отслеживать.

— И вы отследили, что в интересующем вас месте живут племянник уборщицы и бывший кавалер секретарши? — уточнил Казик.

— Эка вы витиевато-то, — усмехнулся Вадим. — Кавалер! Чуть ли не ордена Почетного легиона!

— А вы бы хотели, чтобы я назвал его просто любовником? Но неужели вы и про такие тонкости абсолютно всё знаете?

— Про такие тонкости, пожалуй, нет. Со свечкой не стояли. Но про то, что этот парень в первый месяц работы Ксении по вечерам её несколько раз увозил, знаем. А потом исчез, и никто новый на его месте не образовался. Вам это не кажется странным?

— Странным? Почему? — не понял Аркадий Михайлович.

— Но вы же психолог! Вы же в людях разбираетесь! Молодая девица, красотка, между прочим, гуляет с парнем, потом с ним разбегается, и никто к ней взамен не прибегает почти полгода. Вы в это верите? В красотку-одиночку?

— А почему бы и нет? Ну не нравится ей никто…

— Да хоть и не нравится, а для блезира полагается.

— Ну, это вы неправы. Это у вас странные представления о женщинах. Я вот тут с Маргаритой Викторовной общался, так она тоже одна. И ничего, и без всякого блезира… — вроде бы исключительно для примера заметил Казик, с потаенным любопытством наблюдая, как что-то пробежало по лицу Борисевича, и в глазах что-то промелькнуло, и все это явно было если не откровенной радостью, то уж, по крайней мере, скрытым удовольствием.

— Чего вы сравниваете… Еланцева не девица молодая… и не красотка вовсе… — пробормотал Вадим, без всякой надобности вылез из-за стола, сунулся в шкаф, вытащил оттуда совершенно ненужный нож, повертел его в руках и швырнул в угол. — А насчет Ксении у меня есть подозрения, — сказал решительно, словно этим самым ножом отрезал. — Парень у неё как был, так и остался, только они со своими шурами-мурами затаились. Грибанов Ксению на дух не выносит, считает её