Впрочем, злые языки поговаривают, что несовершенство баккардийских законов тут ни при чём. Причина всей этой канители, считают они, заключается вовсе не в уголовном кодексе, а в деньгах. Перед деньгами, как известно, ничто и никто устоять не может. Даже судьи. А денег у Шорта хватает – несмотря на все старания медицины, люди в Морионе умирают постоянно, изо дня в день. Вот почему Бен Шорт и дальше продолжает делать свои гробы и при случае надувать простоватых клиентов.

– Да-а! Вот это па-арень! – восхищённо шепчет на ухо своей подруге Рива Рольф, симпатичная брюнетка лет двадцати с короткой стрижкой и карими, пылающими неподдельным восторгом глазами. – Вот это действительно революционер! Вот кто по-настоящему ненавидит богачей! Остальные только сюсюкают да сопли растирают. С таким я пошла бы, не задумываясь, на что угодно – хоть в огонь, хоть в воду. Почему я раньше не видела его?

– Потому что ты редко бываешь на наших собраниях, – шепчет в ответ подруга. – Совсем отбилась от рук. Закопалась в своих книгах и света Божьего не видишь.

– Всё! Отныне я буду самым активным членом организации. Только теперь я начинаю видеть смысл в нашей деятельности. Раз есть ещё такие люди, как этот парень, значит, дело наше небезнадёжное. Кстати, как его зовут? Я была невнимательной вначале.

– Марк Болтон. Он работает слесарем-сантехником в мастерской городского коммунального хозяйства. А признайся-ка, подруга, уж не влюбилась ли ты в него?

– А что, в такого и влюбиться можно. Тем более что и с виду он вроде бы ничего…

Разговор этот происходит на нелегальной сходке молодёжной секции городской организации Союза рабочих социалистов-революционеров, сокращённо СРСР, в небольшой столярной мастерской под названием «Всё для кухни», которую любезно предоставил в распоряжение молодых социалистов её хозяин Барри Штурм – давний, несмотря на своё буржуазное происхождение и положение, приверженец идей свободы, равенства и братства и один из руководителей морионских социалистов-революционеров.

Девушки, болтая свисающими ногами, сидят на широком пыльном подоконнике. Остальные – а всего народу в мастерской собралось около полусотни человек – тоже располагаются где кому пришлось: на верстаках, на штабелях досок, а то и просто на полу. Повезло пришедшим первыми: они вальяжно восседают на новеньких, ещё не отправленных заказчикам табуретах, стульях и столах.

На импровизированном возвышении из двух поставленных вместе табуретов – оратор, невысокий стройный парень лет двадцати пяти с правильными волевыми чертами лица и выразительными серыми глазами, которые смотрят прямо и твёрдо.

Голос у Болтона не очень громкий и даже несколько глуховат. Да и говорит он не так уж складно, не всегда находит нужное слово. Но зато его речь полна энергии, огня и молодого задора. И говорит он горячо, взволнованно и, что важнее всего, убедительно. Чувствуется, что выступает человек, искренне верящий в то, о чём он говорит. Да и слова его просты, без зауми, и потому всем без исключения понятны.

– Посмотрите вокруг себя, – говорит Марк Болтон, указывая рукой в сторону улицы Флотской, которая видна из окон мастерской. – Всё, что вы видите перед собой, создано нашими руками, руками трудящихся. Но вот парадокс: ничего из созданного нами нам не принадлежит. Оно является собственностью тех, кто меньше всего трудился над его созданием. А точнее будет сказать, вовсе ни над чем не трудился. Так разве это справедливо? Нет, конечно! Но, как ни странно, все спокойно смотрят на эту несправедливость, как будто так и надо. А они, эти ненасытные живодёры, пользуясь народной пассивностью и бездельем, только-то и знают, что увеличивать за наш счёт свои богатства да купаться в роскоши: отдыхают на Гавайях и Сейшелах, ездят на «линкольнах» и «мерседесах», одеваются у самых знаменитых кутюрье, пьют исключительно дорогие коньяки и вина, едят то, что нам и не снилось. И это в то время, когда работающие на них тысячи бедняков Мориона ютятся в хибарах и каморках, задыхаются и исходят потом в переполненных трамваях и троллейбусах, одеваются во что придётся и едят что Бог послал. А эти живоглоты без зазрения совести эксплуатируют их, на каждом шагу обманывают и обворовывают, платят этим горемыкам за их тяжёлый труд несчастные центы. Сами же столько нагребли, что уже бесятся от жира, не знают, куда девать отнятые у нас деньги, на что их потратить. Вы только посмотрите, какие они возводят себе загородные дворцы. Недавно мне привелось поработать недельку в одном из таких «домиков», чинил там кое-какую сантехнику. Я имею в виду известный вам дворец «Орлиное гнездо» владельца мотоциклетного завода Дона Пиллерса, выстроенный этим кровопийцей-миллионером в Платановой роще у подножия холмов Соларе. Так там одних жилых комнат я насчитал больше тридцати. Зачем столько комнат нормальному человеку? Даже если у него большая семья? А сколько там различных залов и других непонятного назначения помещений! И, куда ни глянь, антикварная, из дорогих пород дерева мебель, картины знаменитых художников, настенные росписи, лепнина, литьё, мрамор, фарфор. Золото, наконец! В этом дворце – можете себе представить! – унитазы в уборных золотые. Ну… может, позолоченные – чёрт их там разберёт. Прислуга в ливреях с галунами из чистого золота ходит.

Вот я и спрашиваю вас: до каких пор мы будем впустую молоть языками, провозглашать красивые и умные слова о равных правах и социальной справедливости и спокойно смотреть на то, как кучка лишённых всякой совести мошенников жирует за наш с вами счёт? И при этом за людей нас не считает. Для них мы ведь всего лишь рабсила. Не рабочие, не трудящиеся, а рабсила. Слово-то какое придумали! Вы только вслушайтесь – раб-сила! Рабы мы для них, получается, вот кто. Так, может, пора уже показать этой зажравшейся своре кем мы в действительности являемся? Не на словах показать, а на деле. Демонстрациями, митингами, протестами, всякими там пикетированиями их уже не прошибёшь. К этому они давно привыкли. Надо что-то более действенное, радикальное. Надо такую акцию провести, чтобы эта нечисть поняла наконец, что в один прекрасный день она может в одночасье лишиться всех своих богатств. Пусть эти упыри и кровососы не думают, что будут вечно прятаться за выдуманный ими закон о частной собственности. Найдётся и на них управа! И этой управой должны стать мы – работяги, пролетарии. Словом, пришло время переходить от слов к конкретным действиям. Иначе какие мы социалисты-революционеры? Болтуны мы после всего этого, которые только и знают, что упражняться в красноречии. И если наше руководство, – Болтон бросает вызывающий взгляд в сторону стола, за которым сидят хозяин мастерской Барри Штурм и пожилой плечистый мужчина с львиной гривой седых волос – председатель городского комитета СРСР Пабло Рохас, – не может или не хочет заниматься организацией настоящих революционных выступлений против богачей, нам, молодёжи, ничего не остаётся, как взять инициативу в свои руки. Мы и сами сумеем показать всем – и народу, и его эксплуататорам, – что такое боевая революционная молодёжь Мориона.

По мастерской лёгким ветерком проносится одобрительный шум. Кто-то даже выкрикивает:

– Вот это по-нашему! Браво, Марк!