— Сколько я спал? — спросил Денис.

— Недолго. Минут двадцать. Это странно, потому что я дала тебе сильное снотворное. Женя — это ведь твоя девушка?

«Была».

— Да.

— А Степа?

— Степыч. Мой лучший друг, — Денис помолчал. — Был лучший. Теперь у меня никого нет.

Плечи его затряслись, на глазах выступили слезы. Он попытался скрыть их, и только еще сильнее расстроился. «Давай, еще немного жалости к себе, тряпка!», Денис разозлился и проснулся окончательно. Вытер глаза рукой, зашипел от боли. Светлана Юрьевна смотрела на него сверху вниз.

— Что у тебя за история с отцом? — спросила она. — Отец был прав, когда говорил, что ты тайком навещаешь мать?

Денис пожал плечами. Криво улыбнулся.

— Приехал к ней в гости. Один раз, не так давно это было. Сел за стол, сижу как чужой. Новый мужик на меня нерадостно смотрит. Рыжий такой, склизкий… Так и хотелось ему в челюсть втащить, еле сдержался. Дети бегают, мама с ними хлопочет, да про их успехи рассказывает, не затыкается. Про нас с Кешей даже не спросила. Как дальние родственники. Или даже дальше. Не знаю, как отец про это узнал.

Юрьевна кивнула. Понимаю.

— Ты многое пережил. Ты сильный, но тебе нужен друг.

— Друг? — Денис хотел рассмеяться, но вышел только горловой то ли стон, то ли всхлип. — Это ты, что ли?!

— В любом случае тебе нужно выговориться.

Светлана Юрьевна закрыла дверь, прошла мимо него и села на кровать. Денис искоса посмотрел на ее обтянутые светлой юбкой колени. «А классные у нее ноги, — подумал он. И сам удивился. — Так ненавижу эту суку, что хочется толкнуть ее на кровать и оттрахать, до боли, на износ». Лицо опалило жаром. Денис больше всего удивился не тому, что он хочет женщину старше себя, к тому же полицейскую, черт, а тому, что сексуальное желание снова вернулось. «Хорошо, что я под одеялом». Последние два дня Денису было не до этого, никаких желаний, словно он выжженная пустыня, где от бешеного солнца ни черта не растет. Только сухие перекати-поле злости и ярости.

А теперь вот секс… Он снова мельком взглянул на ее колени. Гладкий теплый свет. «Уймись, дебил, — сказал он себе. — Она по возрасту тебе как мать».

Юрьевна молчала. Может, она и догадывалась, о чем он думает. Может быть.

Она легла и вытянула свои длинные красивые ноги вдоль покрывала. Денис сглотнул. Он нестерпимо захотелось встать, пойти к ней и забраться наконец в эту блаженную темноту.

И тут вдруг вдалеке прокричал петух. Четыре утра.

Солнечный луч отразился от бутылки с виски на столе и попал ему в глаза. Денис зажмурился, заморгал.

И наваждение исчезло.

Денис сидел на полу. «Меня уже достало вилять и обманывать. Достало». Кожеед обещал убить отца, если Денис что-либо расскажет полиции? Значит, такова судьба. Он подавил истерический смешок. Сжал зубы, потом заставил себя расслабиться.

— Сначала твой друг Свечников отрубил Степе руку и перерезал ему горло, как барану, — начал Денис совершенно спокойным голосом. — А потом моя девушка выстрелила себе в голову…

Два дня назад. Заброшенная больница

Оля рано созрела, к своему большому сожалению. Долгое время это приносило ей только неприятности. Что грудь у нее налилась не по годам, она в первый раз услышала от нового маминого ухажера. Мать и этот тип сидели на кухне заполночь и пили водку. И так до утра. А Оля не могла нормально умыться перед школой.

Она вышла в растянутой белой футболке и черных трусиках.

Мать оттащила ее за руку в спальню и влепила пощечину, приказав: «Перестать вертеть жопой перед моими мужиками!»

«Мои мужики» часто менялись, и «не вертеть жопой» было сложно, потому что жили они в панельной двушке с совмещенным санузлом, и Олина комната, конечно же, была проходной. Вторую комнату занимала спальня матери, в которую Оле было строго-настрого запрещено входить.

И, конечно, Оля входила.

В следующий раз она сделала это специально. Вышла перед тем мужиком — почти голая. И шла к туалету, чувствуя его раскаленный, как луч лазера, взгляд на своей коже.

И даже стоя после перед матерью, чувствуя, как от безжалостных пощечин горит лицо, Оля чувствовала, что выиграла. А мать безнадежно проиграла и сама это прекрасно понимает.

Потому и бесится, и срывает на ней зло.

Мать все еще была красива, но возраст и возлияния сделали свое дело. Линия лица оплыла, под глазами круги. И тело уже не то. И кожа.

Где ей было конкурировать с молодой и наглой собственной копией? Мать смотрела на Олю, в ее глазах была оглушительная смесь ненависти и зависти.

Лежа ночью в постели, слушая крики матери за закрытой дверью, Оля знала: тот мужик сейчас представляет на месте матери другую. Ее. Это была власть. Впервые в жизни она могла чем-то управлять.

На следующий день мать на пустом месте разругалась с мужиком, вызвала полицию и выставила его из дома. В синяках, с подбитой губой, мать сидела на кухне в разорванном халате и курила. Сигаретный дым медленно поднимался в заляпанный, пожелтевший потолок.

Оля торжествовала.

У нее изменились мечты. Теперь по дороге в школу она мечтала найти своего мужчину, доброго, сильного и богатого, и свалить подальше от матери. Лучше всего за границу, куда-нибудь в Италию или Францию, можно в США. Но с парнями были проблемы. Вокруг Оли постоянно вертелись прыщавые старшеклассники с ломающимися голосами. Они никогда не смотрели ей в глаза, а только на ее грудь. Сначала Оля смущалась этого, потом пришла, накрашенная материной косметикой, в ее платье с оглушительным декольте, и выставила ее напоказ, чтоб они подавились своими слюнями. О, да. Они подавились.

День триумфа. И день позора.

Потому что ее отловила завуч, утащила в школьный туалет и лично заставила умыться. А потом позвонила матери.

После этого случая в школе ее возненавидели. Подруги сначала шептались у нее за спиной, останавливали разговор на полуслове, когда она к ним подходила, а затем, в один прекрасный день, просто перестали ее замечать. Парни считали ее высокомерной и за глаза называли шлюхой и давалкой. Но виться вокруг не перестали. Видимо, надеялись, что это окажется правдой. Она молчала и терпела, но каждый раз по дороге домой из школы проговаривала воображаемый едкий ответ обидчикам: «Что вы можете мне предложить, мужики? Вы не сможете меня взять и забрать от мамы, снять квартиру и обеспечить. Вы же после школы в кино и за компьютерные игры засядете! А все с мужскими делами лезете».

После школы проще не стало. Люди перестали к ней лезть, она в их дела тоже не вникала. Мать стала неделями пропадать из дома, Олю это вполне устраивало. Но когда та появлялась, дома лучше было не оставаться, мать могла и прибить в пьяном угаре. Рука у нее была тяжелая.