После церемонии мы задержались в холле, разговаривая с коллегами Брюса (почти у всех были бороды, почти все носили джинсы), и тут к нам подошел мужчина с ясными синими глазами.

— Вы получили мою награду, — обратился он к Брюсу. Его борода и джинсы выглядели моднее и веселее, чем у остальных. — Я на втором месте. Может, угостите меня пивом?

Брюс рассмеялся, и парень, которого, как оказалось, звали Дэн, пригласил нас в бар с другими бородатыми людьми в джинсах. (Были среди них и женщины!) В течение следующих нескольких дней, куда бы мы ни шли, везде был Дэн. Он не был прилипалой, а просто умел заводить друзей. С ним всё было очень просто. Он просто говорил: «Ребята, хочу с вами дружить». И всё. Парочке угрюмых яйцеголовых вроде нас с Брюсом такой подход казался революционным.

Дэн приехал на конференцию со своей подругой Уэнди, которая работала в ассоциации экологических журналистов Боулдера.

На конференции было полно людей из Боулдера, больших любителей пройтись по пиву. Даже когда они не пили пиво, то всё время повторяли одно и то же: приезжай к нам, говорили они Брюсу, мы примем тебя в ассоциацию. Будешь получать стипендию, и всего-то надо будет посещать занятия. Любые занятия. Те, что помогут тебе стать лучшим журналистом в области экологии. Как Брюс решил, что ему помогут классы хоккея для начинающих, уже совсем другая история.

В аэропорту мы сидели тихо. Было время обеда, мы мучились от жуткого похмелья. У меня пересохли глаза. Техасское солнце стояло высоко и жестоко и ярко палило сквозь большие окна. Мы съели по сэндвичу с мясом и выпили по последней бутылке техасского пива. Я купила стопку журналов, и мы молча сели в самолет. Я стала читать «Пипл» (все приличные люди читают «Пипл» в самолете), а Брюс работал над своей книгой. Через некоторое время я повернулась и посмотрела на него — он уже достал меня своей чечеткой по клавиатуре.

— Я тут подумала… — начала я и не договорила. В других обстоятельствах эта фраза могла бы закончиться так: «Почему бы нам не завести еще ребенка». Но она закончилась иначе. Ее закончил Брюс:

— Что мне стоит подать заявку на вступление в эту ассоциацию?

Брюс подал заявку, и мы стали ждать.

Мы с Брюсом всегда считали, что люди должны жить там, откуда они родом. Наши друзья придерживались того же мнения. Мы гордились своим городом. Всё больше людей начали переезжать в Сиэтл, и мы чувствовали, что у нас есть моральное преимущество. Мы смотрели на новичков с крепостной стены, обдумывая, как лучше защитить свои позиции, ведь мы были здесь с самого начала! А технофрики на своих «дукати» в «Кафе Ладро», богатенькие семейки приезжих, которые летом занимали все места на парковке у озера, — они наши враги, и потому мы должны держать их на расстоянии.

Но в родном городе дела у нас не ладились. Мы всё время вытаскивали проигрышные карты. Жизнь в Сиэтле стоила дорого, и не было никакой необходимости здесь оставаться. Мы тратили кучу денег, чтобы жить в городе, где для нас не было даже работы. Зачем мы продолжали жить здесь?

Мысль о том, чтобы переехать в Боулдер, развязала нам крылья. Мы можем уехать. Мы никогда об этом не задумывались.

Уехать. Я подумала о матерях, которые тоже уехали, матерях, которых я осуждала.

О Лизе, которая ездит через весь город со сменой одежды, косметичкой и ковриком для йоги в багажнике.

О своей матери за рулем автомобиля, везущего ее к парому на остров Бейнбридж. Вот она переезжает металлическую рампу на пристани, оставляя за спиной большой дом в Лорелхерсте, домашнее существование и красивого мужа, и всё это ради хижины на пляже и приятеля на десять лет ее моложе. В автомобиле дети: я и мой брат. Тащили ли мы ее вниз, как якорь, или делали побег еще увлекательнее?

Но я никогда не думала о том, каково это — быть матерью, которая уезжает. Я считала, что останусь в этом доме вечно и буду до скончания дней печь пироги ко дню рождения.

Помню историю, которую однажды рассказала мне моя парикмахерша Мириам, когда я красила корни волос. У ее сестры было трое маленьких детей. В доме был гараж, но она всегда парковала свой фургон на улице, под окном кухни.

— Так он у нее всегда перед глазами, — сказала Мириам. — Она знает, что может в любой момент сесть в фургон и уехать из дома.

— И хоть раз уезжала? — спросила я.

— Нет. В этом-то всё и дело. Пока она смотрит на него, всё в порядке. Ее успокаивает сама мысль о том, что это можно сделать в любой момент.

Когда я думала о том, чтобы уехать, отправиться в новое место, сбежать от ответственности, вот что я представляла: фургон, я за рулем, дети, книжки, попкорн, разбросанный по сиденьям. Правда, Брюс в этой картине тоже присутствовал. Ведь если настоящая свобода — это гонка по шоссе на юг без определенной цели, с включенным на полную радио и в одиночестве, то я знала точно: настоящая свобода мне не светит.

Но уехать вместе со всеми — вместе с Брюсом — вот это было бы интересно. Однажды я уже упустила свой шанс, когда он писал книгу о Белизе. Мне тогда казалось, что переезд не принесет нам ничего хорошего. Что родной дом бросают лишь грешники, неудачники и тинейджеры. А еще плохие матери. Но вдруг это представилось не такой уж неудачной идеей. Даже для нас, «правильных» взрослых. Что, если каждому иногда нужно побыть в одиночестве, иначе забудешь о том, кто ты такой и кем ты стал?

Йога на время позволила мне сбежать от реальности; она стала словом в конце предложного словосочетания: я пошла на йогу. Я на йоге. Это был маленький побег, мой мир вдали от другого мира. Но я начала относиться к ней так серьезно, с таким мрачным сосредоточением, что йога тоже стала частью проблемы, очередной зарубкой в списке обязательств.

С ужасом мы поняли: возможно, Брюс и не получит стипендию ассоциации журналистов Боулдера. Как-то утром за кофе, к нашему собственному удивлению, у нас состоялся следующий разговор.

— А ведь меня могут и не принять.

— Да нет, не может быть. С твоим-то талантом.

— Но могут и не принять.

— Хватит!

— Да уж. Я уже свыкся с мыслью, что мы едем.

— Ну, мы могли бы просто переехать. Они же не хозяева Боулдера.

— Необязательно ехать в Боулдер. Мы можем переехать куда угодно. Мы же не привязаны к работе.

На следующий день, пока Уилли был в детском саду, а Люси — в школе, мы с Брюсом взяли выходной и пошли в книжный на Уоллингфорд. Там, на застеленном ковролином полу, мы разложили гору путеводителей и атласов и стали читать. И обсуждать, перебрасываясь географическими названиями, как шариками для пинг-понга.

— Кетчум, Айдахо, — открыла я аукцион.

— Мэдисон.

— Айова-сити.

— Флагстафф.

— Портсмут — никто не знает, как там круто. А ведь на самом деле отличный городок. Я там как-то был, в восемьдесят седьмом.