Перед ней на журнальном столике лежали давно подсохшие акварельки. Одной фразы про салатные шторы оказалось достаточно, чтобы Настя в конец извела зеленый карандаш. Лучше всего в зеленом варианте смотрелся кактус, который она мечтала поместить на стену в рисованном, а на кухонное окно в живом виде. Высокий, колючий и красивый — как и владелец квартиры. Зеленый цвет в других комнатах она разбавила рыжеватым, хотя и не была уверена, что непереносимость рыжих волос не распространяется у Кеши заодно и на ковры, занавески, а также мелкие аксессуары. Но ведь это всего лишь наброски, она же ничего не трогала — кроме дверных ручек в две закрытые комнаты, которые оказались абсолютно пустыми. Белые стены и серые занавески. Сюда, наверное, заходили только проветрить и пропылесосить. Все стерильно и печально, как в больнице. И Настя захлопнула двери, не успев открыть, точно боялась подхватить вирус хандры. Подо что хозяин пожелает в итоге приспособить пустующие комнаты, пока непонятно, и Настя их не трогала даже в мыслях.

Вымытые кисточки аккуратно стояли на краю раковины в пластиковой бутылочке из-под йогурта, которую Настя вытащила из помойного ведра. Она вернулась на кухню, чтобы заварить чаю. О нем молил пустой желудок, которому она отказала даже в бутерброде. По дороге от метро Настя съела мороженое и хотела спокойно дождаться ужина. Но ужина все не было, а спокойствия — и подавно. Наконец, снова звякнул телефон:

— Все, Настя, сорок минут, и я дома. Мне ужасно стыдно, — проговорил Кеша почти шепотом, и Настя успела испугаться, что в машине он не один, но тут же отругала себя за дурь: в его машине шепот не поможет.

— Ничего страшного. Я жду.

— Спасибо.

Она еще не видела Кешу настолько серым. Точно его обсыпали дорожной пылью. Настя приняла из его рук пакет, но осталась стоять, как вкопанная.

— Что-то случилось? — спросил Кеша так же тихо, как говорил с ней из машины.

— Ничего, — замотала она головой. — Я хотела спросить у тебя…

       Он улыбнулся. Однако улыбка тоже вышла какой-то серой.

— Обычный рабочий день. Ничего серьезного, честное слово. Просто чертовски устал.

Настя продолжила стоять перед ним, не двигаясь. Романтический вечер исчезал в тумане. Кешу бы сейчас уложить спать, одного, а не лезть с поцелуями. И потому Настя даже не подставила для приветственного поцелуя щеку. Впрочем, Кеша не сделал никакой попытки ее поцеловать.

— Там еще все теплое. Ты накрой пока на стол. А я в душ, ладно?

Она кивнула и наконец пошла на кухню. Достала тарелки, а потом задержалась взглядом на тонких высоких бокалах и с трудом заставила себя протянуть к ним руку. Куда ему пить? Да и ей тоже некуда. И, главное, незачем. Во всяком случае, сегодня. Но как же тяжело было удержаться, чтобы не обернуться к прихожей, когда Кеша прошел в душ, оставив, наверное, деловой костюм в шкафу.

Сервировка стола не заняла много времени, но и не подняла волшебным образом настроения. Насте давно не было так грустно из-за неудавшихся планов.

— Насть, а это очень красиво!

Она чуть не подпрыгнула от звука его голоса: в летних брюках и футболке, с взъерошенными полотенцем все еще мокрыми волосами и с раскрытыми веером набросками, Кеша стоял, прислонившись к дверному косяку. А она — у края стола, не в силах отлепить увлажнившиеся пальцы от стекла: и сам черт не разберет, дело ли тут в качестве самих набросков или же в том, кто их держал.

— Я старалась, — еле выговорила Настя, чувствуя в висках дикую пульсацию.

Да, она старалась и не только держа карандаш и мокрую кисть, но и сейчас — старалась стоять ровно, не заваливаясь на стол, и так же ровно дышать, чтобы сарафан на груди не ходил ходуном. Не получалось ни первого, ни второго — ничего!

— И что от меня теперь требуется, чтобы запустить проект? — Кеша улыбался, чуть тряся листами, будто настоящим веером.

Не могли же у него на самом деле дрожать руки. Хотя ему было жарко — шрам горел на щеке ярче обычного: видимо, Кеша не отрегулировал в душе горячую воду.

— Подпись?

Настя не знала, что отвечать, вот и молчала. Просто смотрела на него, будто год не видела. Или два? Или вообще лет так двадцать. Он пошел тогда в школу и вот только сейчас вернулся…

— Настя, ты чего?

Знала бы она, чего… Просто потемневшие его глаза превратились в два магнита, и она больше не могла смотреть в их бездну, вот и моргала судорожно.

— Ничего, просто…

Просто невозможно сказать правду — ту правду, которая хочет распластать Настю на его груди, чтобы больше никогда не отрываться от него.

— Я в январе стану тетей, — выдала она новость брата, хотя до сего момента и не вспоминала про беременность Милы, будто Илья ничего и не сообщал.

— Вот так дела… — Кеша еще больше расплылся в улыбке. — Поздравляю! Чего раньше не сказала? Я хоть бы его поздравил.

— Ты уже поздравил. Куда ж больше!

Она не нарочно заговорила так глухо. Просто голос пропал, будто все звонкие нотки в нем спалил вырвавшийся из груди жар. Шея под волосами увлажнилась, как в июльскую жару.

— И он мне только сегодня сообщил. Мама еще не знает.

— Вот как… А срок-то выходит не маленький.

Настя нервно кивнула.

— Мальчик у них будет. У Милы, его жены, дочка. В третий класс пойдет.

— Большая. Помогать станет…

Настя закусила губу. Как прекратить этот дурацкий, никому не нужный, точно украденный из дурацкого сериала, разговор? Она согласна на кальку с дешевого ужина, но только б это был их вечер, без Ильи, Милы, мамы так же, как и без представителей Кешиной родни. Ну чего же он до сих пор стоит в дверях и мнет листы? Ей не жалко акварелей, ей жалко драгоценных минут бесцельно утекающего вечера.

— Может, откроешь шампанское? — нашла наконец Настя правильную реплику.

И Кеша начал судорожно осматриваться, чтобы найти место, куда положить рисунки — и нашел, сверху на холодильнике. Потом достал шампанское и снова прижался спиной к дверному косяку, точно специально держал дистанцию. Или это невидимая защита стояла на магнитном поле вокруг Насти?

— Стрелять? — спросил Кеша за секунду до того, как Настя решила набрать в легкие воздуха и выдохнуть просьбу поскорее сесть за стол.

— Не надо.

Она действительно не хотела никакого иного шума, кроме звука собственного сердца. И его — но он стоял слишком далеко от ее ушей, которые пылали даже на таком расстоянии от предмета страсти.

Пробка выстрелила ему в ладонь, и из горлышка пошел дым. Один шаг, второй, и вот до Кеши можно дотронуться… Нет, еще нельзя, и Настя сжала дрожащие пальцы в крепкие кулачки, прижав их к таким же трясущимся коленкам. Кеша наполнил оба бокала и, дождавшись, когда пена чуть осядет, долил шампанское до самого края.