— Настя, тебя дома оставить? Я имею в виду, у меня в квартире. Или ты можешь пару часиков погулять около офиса? Например, в кафе книжку почитать? До обеда. В обед добежим до банка. Ты позвони брату. Напомни, чтобы не опаздывал. У меня времени в обрез. Я очень хочу освободить для нас субботу.

Он не смотрел на нее. Только вперед, потому что движение на трассе уплотнилось.

— Кеша! — Насте страшно было говорить то, что она собиралась сказать: — Может тогда сегодня не надо в банк, раз твой дядя…

Сказала, хотя и понимала, что этого завтра может и не быть. Кеша мог просто-напросто передумать отдавать вникуда такую огромную сумму. Может, пообещал в запале и сейчас до него наконец дойдет, что кидать деньги в черную дыру не имеет никакого смысла. Тем более, если верить, что у него с дядей не совсем родственные отношения на работе. Но если даже Кеша вдруг откажется помогать с кредитом, то она не обидится — ей нужен он, а не его помощь. Ничего не попишешь, будут с Ильей искать выход дальше. И найдут, ведь как же иначе?! Безвыходная ситуация — это только смерть.

И Настя вдруг так четко увидела перед глазами разбившийся мопед, который никогда не видела даже на фотографии, что чуть не закричала. Когда же — она даже зажмурилась, чтобы сдержать слезы — когда же Борька отпустит ее, ведь это нечестно, нечестно… Если бы он хотя бы успел подарить ей немного счастья в те короткие две недели, но была одна лишь боль, которая с каждым днем только усиливалась. Как забыть его, как? И как не отпугнуть своей болью и страхом Кешу?

— Настя, это не обсуждается. Я гашу сегодня ваш кредит и точка. Ты больше о нем не вспоминаешь.

 — Тогда я посижу в кафе.

— А потом? Хочешь, поужинаем вместе?

— Я могу приготовить ужин, — проговорила она и поймала обеспокоенный взгляд водителя. — Я действительно умею готовить…

— Да я не сомневаюсь! — он даже усмехнулся в голос. — Просто ты уверена, что тебе не надо съездить к маме? Ну… — он снова улыбался, но на этот раз одними губами. — Чтобы показать ей, что я тебя не съел…

Настя поймала улыбку, но у нее она перестала быть такой солнечной, как на губах Кеши. Приедешь домой, а мама еще передумает отпускать к нему на выходные. И придется ругаться.

— Нет, я лучше ужин приготовлю.

— Настя, прекрати! Хочешь есть дома, я привезу еду, не проблема. А шампанское давно в холодильнике.

— Тогда я сделаю наброски, как можно поменять цвет стен, если ты действительно этого хочешь?

— Я хочу… — он сделал паузу. Вынужденную, потому что его подрезали и пришлось резко тормозить. Ну и ругаться в голос. — Извини. Я хочу, чтобы ты изменила лишь то, что тебе не нравится. Чтобы ты могла там жить и не морщиться.

— Жить? — Настя не была уверена, что произнесла вопрос, а не просто пошевелила губами. Как не была уверена и в том, что Кеша сказал именно то, что она услышала.

— Ну, а как иначе ты представляешь наши отношения? Я обычно работаю допоздна. Часто у меня встречи по субботам…

— Я тоже много учусь, — перебила Настя, чтобы Кеша не утруждал себя лишними объяснениями.

— Вот видишь, — он на мгновение повернул к ней голову. — А так у нас будут хотя бы вечера вдвоем.

— А как же мама? — вырвалось у Насти против воли, потому что мозг кричал, даже выл, что никуда ее не отпустят.

— А мама поймет, что ты выросла. Ну, хотя бы попытается понять. Моя вон до сих пор считает, что я маленький… И ничего не смыслю во взрослых проблемах. Я поначалу настаивал на том, что вырос, а сейчас плюнул… Но если нужно нормально поговорить с твоей мамой, то я поговорю, не беспокойся. Это, конечно, сложнее, чем выторговать строительный кран подешевле, но я справлюсь. Веришь?

Она кивнула. Хотя и не могла поверить, что он все это говорит серьезно. Такой он — такой, как она… И вот так, не зная ее даже неделю. Как такое вообще возможно?

Настя держала в руках кружевной бюстгальтер и все не могла отыскать в рюкзаке к нему бикини — это была, можно сказать, ее униформа: она надевала дорогой гарнитур, когда предстояло позировать. Сейчас впервые она наденет его, чтобы снять не самой. Его-то она так долго и искала в своем шкафу, а потом оправдывалась за свою нерасторопность погрызанной босоножкой.

— Настя, ты можешь поторопиться?

Дверь не закрыта — она подумала, что запираться некрасиво — но Кеша все же постучал и остался в коридоре. Он пошел в душ первым и сейчас уже, должно быть, завязал галстук и уложил волосы, а она свои даже не начала еще сушить.

— Сейчас! Пять минут!

За пять минут ничего не высушишь, но решишь остаться во вчерашнем белье и переодеться ближе к вечеру. Она наконец нашла бикини и, скрутив вместе с бюстгальтером, спрятала под молнию в кармашек рюкзака, а платье, которое взяла на всякий случай, повесила на крючок: оно из синтетики, отвисится до вечера для этого самого случая.

— Настя, вот ключи, — Кеша протянул ей связку. — Если опять возникнут какие-то проблемы с замком, идешь к консьержке. Я сейчас ее предупрежу.

Настя кивнула и спрятала ключи в рюкзак, прямо в кружева. И вспыхнула, судорожно застегивая молнию, пока Кеша ничего не заметил. Но тот уже был у дверей и подгонял ее пусть не словами, а только взглядом, но очень настойчиво. Так, что у Насти снова не завязывались шнурки.

— Дай сюда.

Кеша присел подле ее ног и завязал оба шнурка на два узла. У Насти от неожиданности перестало биться сердце. А глаза прилипли к пластырю, который они налепили на царапину, выбросив бинт.

— Это ты так волосы высушила?

Его руки бросили шнурки и отвели в сторону свесившуюся на глаза прядь.

— В машине досохнут, — выпалила Настя, краснея от его близости и заботы еще больше. — Я никогда не сушу до конца. Так лучше для волос, — краснела она уже от лжи.

— Пошли сушить в машину, — усмехнулся Кеша, и Насте сделалось неловко еще больше: ему нельзя лгать, он видит ее насквозь, и в какой-то момент ее детскость перестанет его умилять и начнет раздражать.

— Пошли!

Она снова летела вниз без лифта. И он догонял. Но, как прежде, на расстоянии, и ей вдруг безумно захотелось остановиться, чтобы Кеша споткнулся об нее, обнял и наконец поцеловал. Последний их поцелуй был ночью у раковины. Но она боялась его отказа и шла вперед, пока не почувствовала на правом запястье его пальцы. Нагнал, развернул и поцеловал. И она вцепилась ему в шею, чтобы не отпустить, чтобы продлить момент сладкой близости, чтобы утолить жажду, охватившую все тело.

— Настя… — тянул он назад свои губы. — Я так до вечера не дотяну, — проговорил уже держа ее щеки в горячих ладонях. — Я сделаю все, чтобы завтра не пришлось вставать ни свет ни заря.

Он больше не поцеловал. Даже подтолкнул ее в спину — давай, сдавай свой кросс. И она первой добежала до консьержки, которой Кеша на ходу сообщил, что Настя придет первой и если не справится с замком, пусть ей помогут. Бабулька понимающе кивнула и на сей раз пожелала им доброго дня. Но утро в пробке добрым не было — наверное, потому что Кеша забрал пять минут на то, чтобы покурить, и теперь наверстывал упущенное, виляя между машинами.