Вот так… Значит, карга все еще в страшном бешенстве, раз грозит Бренне доносом в Храм. Плохо. Очень плохо. Конечно, она сейчас выпустит немного пар, и следующее ее письмо возможно, обойдется без угроз, но… Верховная ясно дала понять ей, что прощать мятежную беглянку никто не собирается. И одному Ашу известно, что ей теперь прикажут. Учитывая, что здесь в Замке Тиссенов погиб целый отряд темных.

Может, все же стоило утопить вестник, чтобы продолжать жить в счастливом неведении…? Только потом-то что – в один прекрасный день увидеть на своем пороге Дирка? Или толпу храмовников во главе с придворным магом Фридусом?

Угроза сообщить в Храм о том, что Бренна – ведьма, была нешуточной. Но она боялась не столько обыска, как объяснения потом с Йеном. Придворный маг Фридус, даже перевернув весь дом вверх ногами, вряд ли здесь найдет что-нибудь запрещенное. А вот Йен точно будет в ярости, и на этом их отношения закончатся – вранья и предательства он не простит.

И дальше, не смотря на спокойное отношение князя к ведьмам, в лучшем случае последует ее изгнание из княжества, а в худшем – тюрьма, допрос и костер. Хотя вроде и наказывать Бренну не за что, но разве жрецы упустят шанс уничтожить темную ведьму? А под пытками палача в чем угодно сознаешься – даже в том, чего и не совершала. Здесь и диких-то ведьм сжигают, не смотря на их безвредность. Вон, последнюю дурочку, говорят, всего два месяца назад сожгли…

Бежать? А куда…? В какой-нибудь дальний приморский городок? Доноса в Храм это все равно не отменяет, и храмовники объявят на нее настоящую охоту. Просто искать ее потом будет не только Дирк, но и все маги княжества. Значит, придется ей сделать вид, что она смирилась и раскаивается в своем безрассудном поведении. В Некрополис возвращаться все равно ее никто не заставит, слишком велик соблазн для карги иметь в Минэе своего шпиона. Еще бы знать, какие слухи дошли до Ирута, и знает ли Верховная, что Бренна любовница молодого князя…?

* * *

«…Утро седое, утро туманное… Нивы печальные, снегом покрытые…» – напеваю я строчки старинного романса, возглавляя процессию всадников, направляющихся в Храм бога Огня – Айрана. Слова романса точно по погоде. Хотя, для снега пока рановато – здесь он только в середине зимы выпадает и, в основном в горах. Зато белый иней на пожухлой траве лежит. И за стенами Замка этим утром туманище такой густой, что мечом можно резать…

…Был сегодня приятно удивлен, когда ранним утром практически все армейское начальство спустилось в холл – значит, понимают, что помощь древнего бога нам не помешает. А Фридус в холле появился раньше всех – и спал ли он вообще? Будь его воля, наверное, прямо ночью в Храм Айрана помчался бы! Близость мощного источника, да, еще и с родственной стихией, притягивает любого мага словно магнит. Я сам тоже его прекрасно чувствую – так и тянет к нему. Но сначала все же быстрый завтрак – надо съесть хотя бы по бутерброду или по куску мясного пирога, запив горячим, бодрящим чаем. А вот потом можно и в Храм отправляться.

Всей гурьбой выходим во двор замка и, поеживаясь от утреннего холода, ждем, когда конюхи подведут нам оседланных лошадей. Ворота крепости с крыльца еле различимы, высокая надвратная башня четверти на три утонула в сером тумане. А стоило нам отъехать немного от Замка, уже и крепостной стены не видно, хотя голоса стражников слышны еще. Ну, да ладно, не заблудимся в тумане – чай, мы не ежики. Тропа к Храму может, и не широкая, но уже хорошо утоптана, и сбиться с нее сложно. Проезжаем мимо солдатского лагеря, который только еще начинает пробуждаться, и ныряем под кроны вековых сосен, обступивших тропу.

– Князь, что это вы сейчас напевали? – интересуется у меня Лукас. При посторонних Учитель всегда обращается ко мне с подчеркнутым почтением, строго соблюдая субординацию – Никогда раньше такой странной песни не слышал.

Надо же… услышал, а я вроде совсем тихо, под нос себе напевал.

– В старинной книге когда-то стихи прочитал – включаю я привычную отмазку – они сегодня очень к месту. А музыка… она сама как-то в голове возникла. Тебе понравилось?

Голос у Йена от природы неплохой, а чтобы спокойные романсы петь, и особых вокальных данных не нужно. Тут главное, слова вспомнить и чего-нибудь лишнего не ляпнуть. Конечно, при переводе на местный язык такими складными стихи у меня уже не получатся, поскольку на ходу придется заменять какие-то слова на близкие им по смыслу, при этом еще более или менее, соблюдая рифму. Имперский язык довольно сильно отличается от русского, хотя он тоже певучий. Но местная публика здесь почему-то не избалована качественной поэзией, а баллады, которые исполняют странствующие менестрели, длины и занудны до одурения.

Так что даже мое примитивное пение – это, как глоток свежего воздуха. Надо же мне как-то поднимать культуру в родном княжестве? Так почему не романсы и песни?! А уж сколько мы всего разного с парнями в прошлой жизни у костра под гитару перепели – на целый песенник хватит. Может, еще и какие-нибудь стихи из школьной программы заодно вспомню. Ведь то, что в детстве заучил, в голове застревает накрепко – нужно только постараться восстановить это в памяти. У нас же любой двоечник с ходу вам Пушкина или Тютчева процитирует, пусть и в несколько корявом виде.

Ладно, если пробуем приобщить народ к хорошей русской поэзии, то почему бы тогда и не с Тургенева? Напевать начинаю вполголоса, на ходу заменяя некоторые слова, чтобы для местных это звучало привычнее.

Ух…! Даже у самого от этого грустного романса сердце вдруг защемило – вспомнил лица своих друзей и сослуживцев. Думал, что всё отболело уже, и я намертво прирос к новому миру, а вот нет… помню их всех поименно – и живых и ушедших раньше меня…

С удивлением замечаю, что притих не только Лукас, но и мои парни, ехавшие впереди, и следом за нами. Ближайшие к нам военные тоже замолкли. А Дианель уставился на меня нечитаемым задумчивым взглядом. Угу… приобщил народ, называется.

– А может, еще какие-нибудь стихи помните, князь? – тихо спрашивает Харт.

– Ну… надо подумать, может, отрывками что-то и вспомнится. Вот хотя бы про осень – вспоминаю я стихотворение, известное каждому нашему школьнику.

Середину этого довольно длинного стихотворения я, естественно, в упор не помню, в памяти всплывает только еще один отрывок из него, в котором мне на ходу приходится заменить слова «сосед мой» на «баронов». Прости меня, Александр Сергеевич, гада такого! Но думаю, и тебя самого эта забавная ситуация изрядно бы повеселила. С юмором у нашего светоча все было в порядке.