Но Садыков, похоже, опередил его. Почуял жирный шакал, что часы сочтены… Но что он задумал, если столь нахально увел прямо-таки из-под носа Рахимова людей, на которых тот имел большие виды? И это еще мало сказано: надеялся с их помощью переломить ситуацию в свою пользу.

Рахимов поднялся из-за стола. Маленький, тощий, с яростно блестящими глазами… Вестовой офицер, который на добрых две головы был выше генерала, съежился под его взглядом.

— Найти офицеров и Садыкова во что бы то ни стало! — приказал Рахимов. Губы его сжались в едва заметную полоску. — Садыкова можете пристрелить, он свою роль отыграл, а обоих русских доставить незамедлительно ко мне в штаб не позднее следующего утра.

— Но как же… — попытался что-то сказать офицер.

Но Рахимов показал ему рукой на дверь и произнес еще более жестко и непререкаемо:

— К завтрашнему утру. Иначе пристрелю как собаку!

Дорога перед ними была пустынной, но внизу уже хорошо просматривалась российская военная база. На ее территории суетились люди, беспрестанно сновали грузовики с ящиками, прикрытыми камуфляжными сетками, взлетали вертолеты… База эвакуировалась, но была надежда, что беглецы успеют добраться до ее ворот прежде, чем она окончательно опустеет.

Но когда до базы оставалось чуть больше пяти километров, дорогу джипу перегородили две БМП и цепь солдат в изодранной и грязной форме, так что невозможно было разглядеть знаки отличия.

Они могли принадлежать как к армии Арипова, так и к войскам Рахимова.

Джип буквально набит оружием. Пассажиры имеют ярко выраженную славянскую внешность. К тому же им наверняка придется объяснять, как оказалось, что авто Садыкова следует по дорогам Баджустана без хозяина — второго человека в стране после президента. Впрочем, в стане Рахимова он тоже был вторым человеком… Эти мысли мгновенно пронеслись в голове Максима. Времени на размышления не оставалось.

— Бегите! — крикнул он Костину, полагая, что Ксения и писатель последуют его приказу. — Я постараюсь отвлечь их внимание. — И нажал кнопку, автоматически открывающую заднюю дверь джипа.

Он не видел, выскочили его спутники из машины или нет. Схватив автомат, Максим рванулся навстречу солдатам. Потрясая оружием, он бежал в их сторону и кричал что-то, кажется: «Ура!» или в «В атаку!».

Это было не важно, так как солдатня и так уставилась на него, как на сумасшедшего.

Максим нажал на спусковой крючок. Очередь ушла в небо, и солдаты пришли в себя. Несколько из них ринулись к Максиму, остальные к джипу.

Но в нем никого не оказалось, и солдаты бросились к обрыву. Там среди камней мелькали головы беглецов. Застучали автоматные очереди.

На Максима навалились несколько человек. Двое солдат схватили его за руки, а третий ударил ногой в живот. Максим согнулся пополам и упал на колени. Новый удар пришелся в спину, по почкам, затем его ударили по голове, и он потерял сознание.

Но последнее, что он услышал, — дикий крик Ксении и оглушительный, как гром, выстрел.

Все болело. Голова, лицо, ребра, живот, руки, спина… Максим вспомнил, как его бросили на землю и принялись зверски избивать. К счастью, он быстро отключился, и лишь душераздирающий крик Ксении продолжал биться в его ушах. От этого он страдал гораздо сильнее, чем от невыносимой боли, терзавшей тело.

Ксения! От страха за нее он мгновенно пришел в себя. И даже попытался подняться. Но внезапная резкая боль, как шпагой, пронзила все тело, и Максим мучительно застонал, сознавая свое бессилие.

Господи, никогда в жизни он не испытывал подобной боли! Душевной, а не физической…

— Лежи смирно, не шевелись.

Максим не поверил своим ушам. Это был ее голос. И это не могло быть галлюцинацией, иначе бы он не ощущал боли… Прикосновения рук к его лицу, плечам были слишком нежными и бережными, это не могли делать его мучители.

— Ксюша, — хриплым шепотом позвал он и хотел открыть глаза. Но даже это слабое движение отозвалось дикой болью. Он не выдержал и выругался хриплым шепотом.

— Успокойся, я здесь. Рядом с тобой, не бойся, — тихо сказала Ксения и погладила его по щеке.

Он ощущал отвратительный запах, идущий, казалось, отовсюду, но, когда Ксения склонилась к нему, аромат ее кожи и волос заставил его забыть о царившей вокруг вони. Собрав все силы, Максим поднял руку и привлек женщину к себе. Она сопротивлялась лишь мгновение, скорее от удивления, чем от недоверия. И тут же потянулась к нему, уступая его зову. Он прижался лицом к ее шее, потом уткнулся носом в нежную впадинку между грудей. Рубаха Ксении была, похоже, расстегнута или разорвана, потому что кружевной лифчик щекотал ему щеку.

Максим глубоко вздохнул и еще сильнее прижался к ней. Боль неожиданно отступила, возможно, оттого, что рядом с ним была лучшая женщина на свете. Теплая, милая, сильная, красивая… Ксения, Ксюша… Удивительная и неповторимая… Его любовь… Его счастье…

Он снова впал в забытье, но это был уже скорее сон, чем обморок. Его разбудили какие-то голоса.

Сначала Максим не мог разобрать, откуда они доносятся и почему столь душераздирающи и пронзительны. Он лежал неподвижно, и казалось, что его руки и ноги опутаны паутиной, а сам он плавает в чем-то густом и неприятно липком. Поэтому он не мог сообразить: то ли еще спит и видит очередной кошмарный сон, то ли проснулся и слышит эти нервные крики наяву.

Он узнал этот звонкий женский голос, преобладающий над другими голосами — мужскими, которые, казалось, оправдывались или старались что-то объяснить.

Максим приоткрыл глаза. Сквозь мутную пелену, застилавшую все вокруг, он различил фигурку женщины. Она стояла перед двумя вооруженными солдатами, видимо часовыми, и пыталась в чем-то их убедить на русском языке. Кажется, она говорила, что они с Максимом — журналисты, и показывала удостоверение убитого оператора. Голос ее звучал угрожающе. Никто не смеет задерживать российских журналистов, иначе это приведет к большим неприятностям для Баджустана.

Но судьба родины, судя по всему, мало волновала вояк, а президент был слишком далеко, чтобы наказать их за те вольности, которые они допустили по отношению к русским. Поэтому их интерес базировался на самых примитивных земных потребностях. И когда Ксения предложила им в обмен на лекарства, бинты и воду свои золотые сережки, очень красивые и дорогие, один из них ответил, чего он хочет на самом деле. И хотя это прозвучало на дикой смеси русского и местного языков, он сопроводил свое предложение весьма выразительным жестом, а его напарник захохотал и непристойно выругался. Максим не сомневался, что Ксения догадалась об их намерениях. Уже по их тону и скабрезным ухмылкам можно было распознать, что требуют от нее солдаты.

Ксения замолчала, а он попытался перевернуться на бок и чуть не закричал от дикой боли, вмиг охватившей все тело… Он был беспомощен и ничего не мог поделать. Не мог спасти женщину от домогательств грязных ублюдков с перекошенными от вожделения физиономиями.