– Так это бывает. С учетом возраста второго мужа.

– Конечно, бывает, – не стала я возражать. – Но по вашему резюме выходило, что Семен родился в тот же год, в котором Людмила Станиславовна вышла замуж за его отца. Отчего у них других детей не было?

– Так тоже случается.

– У вас в резюме были указаны только год этих событий, без месяца и числа.

– Каюсь, дату брака не успел уточнить, а день рождения сына просто не указал, поскольку не счел важным, да и слегка спешил. В марте он родился.

Осип Иванович сделал мину, словно съел что-то кислое.

– Вот! – шлепнул он себя по лбу. – Выходит, что либо господин Ясень вступил в брак с женщиной, уже носившей ребеночка… что не выглядит невозможным, но и не слишком с ситуацией вяжется…

– Либо он вступил в брак, – продолжила я, – сам будучи вдовцом с младенцем на руках. И брак этот был заключен в конце года, когда траур и прочие приличия были соблюдены.

– Хороший мне урок, – сокрушенно покачал головой адвокат. – Как ты ни уверен, что это маловажно, но любую самую малую подробность обязан со всех сторон изучить и обмозговать. Но, с другой стороны, что нам это дает? Коли никто не знает про это, то и сам он знать не должен. Да даже допусти мы, что он это знает – что с того? Далеко не повод подозревать его хоть в чем-то, хотя убийство мачехи всегда выглядит реальнее, чем убийство матери. Опять же, где он был в то время? По всему выходит, что в Томске, за четыре тысячи верст от Москвы.

– Вы правы, сам факт, что Семен Ясень пасынок Людмилы Станиславовны, еще ни о чем не говорит. Меня это просто смутило, и я попросила вчера вечером своего товарища в Томске навести о нем справки.

– Петра Александровича?

– Да. Но тут произошло совершенно необычное. Послала я прислугу на почту дать телеграмму, она еще вернуться не успела, как мне самой пришло телеграфное сообщение из Томска. Вот, прочтите.

Я подала телеграмму Осипу Ивановичу, и он ее прочел вслух:

– «Не сочтите, что я просто собираю сплетни, но Семен Ясень крупно проигрался, сказался в университете больным и тайно выехал из Томска седьмого числа сего месяца. Очень скучаю. Петя». Ну про «скучаю» можно было бы и не читать, – чуть смутился адвокат. – А вот к чему про «сплетни» написано?

– Я эту фамилию не упоминала ранее, лишь просила навести справки о Валентине Пискареве.

– Помню, и Петр Александрович с этим отменно справился.

– Думаю, что он на этом не остановился, стал разыскивать что-то еще, возможно, что-то про Шмеля, не мог Петя не понять, что это важно. Вот и наткнулся на эти факты о Семене Ясене. Тот, как нам известно, был знаком с Пискаревым, которого он просил передать Людмиле Станиславовне подарки. Видимо, и Пете это стало известно, он и поинтересовался Ясенем. И узнал такие факты, которые просто не мог умолчать. А поскольку не был уверен, что мне эта фамилия вообще знакома, то и написал, что для меня это может оказаться и сплетнями. Но теперь-то он уже знает, что угадал, должен был письмо с подробностями получить.

– Да уж! Искренне восхищен прозорливостью вашего товарища, – сказал старый сыщик. – Непременно напишите ему лично от меня, что он просто гений сыска!

– Обязательно, Никанор Андреевич. Сегодня же и напишу. Но мы отвлеклись. Получается, что мог быть в Москве Семен Ясень в тот день. И повод сюда приехать имел. Проигрался, возможно и в долг, а без Людмилы Станиславовны не имел возможности получить сумму из оставленного ему наследства и приехал ее упрашивать дать ему денег.

– И поскандалить они могли, – согласился Осип Иванович. – И теперь становятся ясными некоторые моменты тех событий, что привели к смерти тетушки Михаила. Я ведь сумел встретиться с той соседкой, что заставила дворника двери вскрыть. Мне она рассказала больше, чем полиции, потому что все свои догадки и домыслы в общении с официальными представителями закона резонно предпочла оставить при себе. Ну и еще кое о чем умолчала, за что я ее не осуждаю.

– Вполне разумно с ее стороны не делиться ничем, помимо фактов, – похвалил Никанор Андреевич.

– Она, то есть Софья Остаповна Немирова, несмотря на преклонный возраст, сохранила самый ясный ум. И вообще очень мне понравилась. Дело же обстояло таким образом. В ту ночь она долго не могла уснуть, а тут еще и крики раздались с лестницы.

– С лестницы? Не из квартиры? – удивилась я, хотя сама же раньше сомневалась, что из соседней квартиры в том доме возможно услышать что-либо, разве что очень и очень громкие звуки.

– Именно что с лестницы, стены там таковы, что и выстрелов можно не расслышать. Ну она и подошла ближе к своим дверям. Мужчина несвязно кричал о чем-то, о чем, понять было трудно. Впрочем, несколько слов она расслышала. «Что ж, больше вы меня не увидите!» Это мужской голос произнес, женщина говорила много тише, и соседка не разобрала ничего. Но ей показалось, что, уйди мужчина вниз по лестнице, она бы его топот услышала, а так просто немного времени спустя хлопнула дверь. Стало быть, он вернулся. Тут соседка и обеспокоилась и даже вышла на площадку и стала подслушивать уже под дверью квартиры Ясеней. И услышала то, что заставило ее броситься за дворником. А именно крик женщины, крик ужаса. И если по разговору на лестничной площадке она голос соседки не опознала, хоть и была уверена, что это она, то тут уж стала уверена еще больше.

– А голос мужчины?

– Тут даже мне свидетельница не рискнула назвать обладателя, слишком тот голос был хриплым. Я, уж конечно, спросил, не мог ли это быть голос Михаила. Она подумала и ответила, что полностью уверена быть не может, но скорее всего это был не его голос.

– Да уж, голоса при сильном волнении часто изменяются, – сказал Никанор Андреевич. – И голос Семена Ясеня соседка не опознала?

– Мне тоже кажется, что это должен был быть он, – ответила ему я, так как ответ на этот вопрос был очевиден. – Но в убийстве я его не подозреваю.

– Понятно, что вам более подозрительным кажется братец Елизаветы Гавриловой, – сказал адвокат, выразив интонацией сомнение в справедливости такой версии.

– И это тоже, – согласилась я. – Но еще и факты об этом говорят. Вот, положим, Семен Ясень крикнул, что уходит навсегда, но не ушел, а вернулся. Следовательно, хоть немного да успокоился. Убить хоть мать, хоть мачеху он мог только в самом затуманенном состоянии рассудка, совсем потеряв соображение от обиды и гнева, но этот факт говорит, что не был он взбешен до такой степени.

– Ну же, Дарья Владимировна, продолжайте.

– Да вы уж и сами все остальное поняли. Отчего он пришел ночью, после того как все разошлись? Знал, что днем неподходящее время, матушка готовилась встречать гостей, а затем, когда гости пришли, было и вовсе не с руки приходить. Но для этого нужно было знать про это про все. От кого?

– От Елизаветы.

– Она и провела его черным ходом сразу, как сама освободилась, и знала, что никого в доме, кроме Людмилы Станиславовны, не осталось. И вот что любопытно. А где и с кем господин Ясень это время провел, если не у себя дома, куда он по каким-то причинам не пошел?