Та потянулась к ней и схватила за руки. Фрэнни склонила голову еще ниже, шея и лицо начали заливаться краской.

– Фрэнни, ты тоже что-то скрываешь?

– Может, и так, – пролепетала она.

– Послушай, я открою тебе свой секрет, но это не значит, что ты обязана открывать мне свой.

В ответ Фрэнни промолчала.

– Фрэнни, я… я из другого времени.

– Из какого другого?

– Из будущего. Того, которое наступит через пятьсот лет.

– Так ты – странница, пилигрим времени! – Фрэнни вскинула голову, в ее широко раскрытых глазах засветилась радость.

– Пилигрим времени?

– Да, – Фрэнни ненадолго умолкла. – Как и я.

– И ты?

– Это мой секрет.

– Откуда же ты?

– Из 1692 года. Салем, Массачуссетс, – негромко сообщила Фрэнни.

По спине Роуз побежали мурашки. Страшная эпоха, страшное место. Знаменитая Салемская охота на ведьм. Невероятно. Она сидит за столом с девочкой из Салема!

– Ты была ведьмой?

– Не я. Ведьмой считали мою маму. Ты знаешь про охоту на ведьм?

– Конечно. Любой ребенок знает, у нас это в школе проходят. Черная страница нашей истории.

– Все началось с тех трех гадких девчонок…

«Три гадких девчонки». Эти слова отозвались в ушах Роуз похоронным звоном. Она таких знала. За четыре сотни лет мало что изменилось.

– Одну звали Абигайл Уильямс, вторую, ее кузину, – Бетти Перрис, а третью – Энн Путнем. Самые отвратительные девицы во всей колонии переселенцев.

– Понимаю, – тихо промолвила Роуз.

– Ты тоже знаешь гадких девчонок? – спросила Фрэнни.

– О, да, – закатила глаза Роуз.

Вскоре после того, как Роуз и ее отец нашли друг друга, а королевский двор на лето переехал в Гринвич, дворец облетела весть, что юный Эдуард страдает от грудной болезни, которую доктора именовали «катар». При дворе сперва воцарилось уныние, затем тревога. Монарху все не становилось лучше; наоборот, делалось хуже. В королевскую опочивальню вереницей тянулись лекари и советники.

Принцесса Мария, до этого находившаяся в далеком Хансдон-хаусе – поместье, унаследованном после смерти отца, – неожиданно прибыла в Гринвич. Их с Елизаветой общение отличалось ледяной холодностью.

Вечером 6 июля сэр Джон Мейсон, главный королевский постельничий, позвал обеих принцесс к одру Эдуарда. Перед уходом Елизавета стиснула руку Роуз.

– Умоляю, Роуз, идем со мной. Тебя он любит, к тому же, одной мне страшно. Я боюсь смерти.

На памяти Роуз это был единственный раз, когда Елизавета испытывала страх. Но чего она страшилась на самом деле – смерти или своей сестры Марии?

Роуз и самой было жутко, и все же она пошла. У дверей спальни они встретили принцессу Марию, перебиравшую четки. Елизавета кивнула сестре, потом ее взгляд упал на четки.

– Дражайшая сестрица, полагаете, это благоразумно – входить в опочивальню брата, держа в руках символ веры, которую он отверг?

– Пускай спасибо мне скажет, – процедила Мария.

Елизавета ничего на это не ответила. Они вошли в спальню, где стояла невыносимая вонь. Сиделка пронесла мимо них таз с рвотой.

– Пахнет не рвота, сударыни, это гноятся опухоли в груди его величества, – сообщила она и торопливо вышла.

Король был в лихорадке, но когда один из придворных шепнул ему на ухо, что явились их королевские высочества, разум Эдуарда прояснился.

– Елизавета привела с собой ту девушку? – слабым голосом осведомился король.

Сестры переглянулись.

– О ком вы говорите, милый братец? – спросила Мария.

– Уж точно не о вас, – фыркнула Елизавета и обратилась к Эдуарду: – Привела ли я девушку?

– Да-да, ту, что звать Роуз.

– Да, сир, она здесь.

Роуз шагнула вперед. Вид короля ее ужаснул: серое лицо, кожа в нарывах, распухшие руки, расслоившиеся ногти…

– Роуз, ты помнишь, как мы играли в большом дупле? – Эдуард со свистом втянул воздух, голос его ослаб еще больше, однако умирающий силился продолжить. – А как мы с тобой и Елизаветой катались на лошадях? Это я захотел, чтобы ты поехала с нами. Бог свидетель, мы с сестрой просто диву дались твоему мастерству, когда ты отважилась перепрыгнуть через ту высокую изгородь…

В памяти Роуз начали всплывать смутные картины. Они сменяли друг друга, мелькая, словно мозаичные узоры в калейдоскопе.

– А когда мы играли в кольца, ты научила нас считалочке… Эне-бене-рики-таки… эус-дэус-краснобэус… и в конце… – Глаза короля закатились.

Роуз бросила взгляд на принцессу Марию. На лице той начала расплываться злорадная ухмылка, и Роуз была готова поклясться, что принцесса пробормотала себе под нос: «Бац! Мне водить». Прищурившись, Мария окинула спальню острым выжидающим взглядом.

Повисла тяжелая тишина, а потом сэр Джон Мейсон рухнул на колени.

– Король умер, – объявил он. – Да здравствует королева!

* * *

Утром Роуз принесли записку. «После мессы ее величество будет ожидать тебя в аудиенц-зале».

Ровно в половину девятого, после утренней мессы, Роуз вошла в аудиенц-зал новоиспеченной королевы Марии. Та стояла спиной к девочке и смотрела в окно. Несмотря на низкий рост и приземистую фигуру, осанка у нее была поистине королевская. Когда Мария обернулась, Роуз не сдержалась и изумленно ахнула: медальон! Ее медальон в виде цветка розы! По всей видимости, Мария отобрала его у Елизаветы. Что еще она заберет у сестры?

– Роуз Эшли, я наслышана о том, что ты хорошо подбираешь наряды, искусна в обращении с иглой и умеешь делать тонкую работу. Назначаю тебя хранительницей моего гардероба.

– Я… я…

– Что ты там лепечешь? Говори громче!

– Я больше не нахожусь в услужении у Ее Высочества принцессы Елизаветы?

– Нет, отныне ты служишь мне, единовластной королеве этой страны, и должна присягнуть на верность. Клянешься ли ты в верности? Встань на колени и произнеси клятву.

Роуз замешкалась.

– На колени! – рявкнула королева.

Роуз упала на колени.

– Клянусь, ваше величество, – промолвила она, скрестив пальцы в кармане юбки.

Ни за что и никогда!