— Еще одна трагедия в семье, так я понял? — вскинув взгляд на Альберта Семеновича, спросил он. — Подобная смерти самого Матоянца?

Тот вздохнул и кивнул.

— Только с небольшим уточнением, Глеб Павлович, — заметил он. — Не подобная ей, а той же природы. Или из того же источника, если вам угодно.

— Вероятность?

— Чем дольше тянется патовое состояние, тем она больше, — помедлив, ответил Альберт Семенович. — Сейчас — шестьдесят процентов, не меньше.

— Можно вычислить источник?

Альберт Семенович снова показал ему карточку, заштрихованную черным.

— Для таких случаев люди и выдумали Бога. А я не Господь, Глеб Павлович. И среди моих коллег в аналогичных структурах, насколько известно, такого не числится.

Глеб посмотрел на черную карточку, с трудом отвел глаза.

— И никакой связи с проектом «Водолей»?

Альберт Семенович пожал плечами.

— Я бы мог ответить, что любое явление в мире есть часть иного процесса. Зачастую, иного уровня и с полярным знаком. Поэтому результат либо превосходит ожидания, либо хоронит надежды. Как вышло с нашей перестройкой. «Ракомстройкой». — Он выдавил кислую улыбочку. — Исключать, что проект «Водолей» задел некие глубинные структуры или срезонировал с более высокими иерархиями, я не могу. Но это уже мистика. От слова «misty» — «туман». А в тумане я ничего разглядеть не могу. Поэтому и предлагаю подождать, пока вихрь событий не разорвет его в клочья.

— А как насчет принятия решения в условиях дефицита информации? — с иронией спросил Глеб.

— А! — отмахнулся Альберт Семенович. — Оставьте это студентикам с курсов менеджмента. И американцам. Они, дети малые, еще не наигрались в войнушку с индейцами. А умные люди ждут. Ждут годами и десятилетиями. Тихо работают на перспективу и предоставляют другим право видеть в тумане то, что левой задней захочется. Как китайцы. Строят себе Поднебесную и строят. Не перестройкой занимаются и реформы чудят, а строят Империю. Или евреи. По шейкелю с души уже три тысячелетия собирают на Великий Израиль. И ведь построят! Не так быстро, как мы Храм Христа Спасителя, но построят непременно. У нас вышел лубок, а у них — Храм.

Глеб встал, по диагонали пересек кабинет.

У стены стоял журнальный столик с шахматной доской. Фигуры были замусоленными и потертыми, как карты в старой колоде. Глеб машинально взял белого ферзя, погладил пальцем, потом поднес к носу. Одернул руку и поставил фигуру на место.

— Кто выигрывает? — спросил он не оглядываясь.

— Пока Кольцов, — подал голос Альберт Семенович. — Но если черт его дернет двинуть пешку на Н-5, через пять ходов получит мат. От того самого ферзя, которого вы держали в руках.

Глеб хмыкнул.

— А Жеренко додумается, как считаете?

— Он не думает, а видит. Просто видит ситуацию — и все. Причем, как я давно заметил, именно на пять шагов вперед.

Глеб развернулся и с интересом посмотрел на Альберта Семеновича.

— Да? А вы мне об этом не говорили.

Альберт Семенович пожал плечами:

— Он и сам-то не отдает себе отчета. Что вы хотите, молодой еще. Талант есть, ума не надо. — Он шулерским махом смел карточки со стола, ловко перетасовал. — Я вот так думаю. Вернее, знаю, что это движение является спусковым крючком для мыслительного процесса. Мое личное «ноу-хау». Открыто еще в годы университетской молодости. Но работает только для меня.

— Работайте, не стану мешать. — Глеб направился к дверям. Остановился. — Да, по ЛДПР дайте что-нибудь почитать. Только не полное собрание Вольфовича.

Окна в комнате заложили кирпичом, а ниши использовали под книжные шкафы. Альберт Семенович провел пальцем по корешкам папок, вытащил нужную. Обошел стол и вручил ее Глебу.

— Последние данные по региональной активности. Раскладка по основным контрагентам, — пояснил он.

Глеб взвесил на ладони папку.

Вблизи от Альберта Семеновича пахло тяжелым потом диабетика.

— Почему в отпуск не проситесь? — спросил Глеб. — Могу устроить любой курорт по выбору. В любой стране. Все за счет фирмы.

— Зачем? У меня голова в ненормированном режиме работает. Вечно что-нибудь тут прокручиваю. — Альберт Семенович покрутил пальцем у виска. — Я уж лучше в этой келье посижу. Если не возражаете, конечно.

Запах, источаемый подмышками Альберта Семеновича, стал просто нестерпимым. Глеб умело подавил брезгливую гримасу.

— Завидую я вам, Альберт Семенович. Вы трудоголик не по принуждению, а по природе своей.

— А вы разве нет?

— Это не работа, а борьба за существование, — ответил Глеб, подбросив папку на ладони.

— Значит, в каком-то смысле мы — родственные души.

Вывод был довольно парадоксален, у Альберта Семеновича такое часто случалось. Глеб решил, что обязательно обдумает его на досуге.

* * *

На третий этаж он поднялся по потайной лестнице, ведшей из «секретного коридорчика» прямо в его кабинет. Можно было торжественно войти на этаж по главной лестнице. Но для этого пришлось бы возвращаться в рабочий зал, а на челядь офисную, Глеб посчитал, он уже насмотрелся достаточно.

Третий этаж, отданный управляющему звену агентства, в прошлом был чердачным помещением с низенькими потолками и подслеповатыми окнами. Глеб приказал потолок снести, балки и стропила привести в пристойный вид, а промежутки выбелить. Получился уютный сельский домик в прованском стиле. Окна оставили, как были, только вставили стеклопакеты. Теперь свет проникал в помещение почти с уровня пола и красиво растекался по полированным доскам.

Глеб шлепнул папку на стол, снял куртку, повесил на спинку кресла.

— Ирочка, я на месте, — бросил он в селектор.

— Здравствуйте, Глеб Павлович, — бодро отозвался приятный голосок. — Кофе?

— С удовольствием. И чего-нибудь укусить.

Глеб стянул через голову свитер, бросил его в кресло. Разгладил взбившиеся жесткие волосы. Азартно, как собака бок, стал шкрябать бородку. Морщился от удовольствия и тихо постанывал.

В открывшуюся дверь проскользнула секретарь, неся поднос с кофейником и бутербродами.

Глеб скользнул по девушке взглядом, улыбнулся.

— Отлично выглядишь.

— Спасибо. — Ирочка зарделась.

Поставила поднос на стол.

Глеб схватил бутерброд с холодным мясом, стал жадно жевать.

— М-м, чуть не сдох от голода… Что у Стаса? — спросил он.

— Совещаются, — вздохнула Ирочка. — Четыре раза уже кофе подавала.

— Уволю, — добродушно обронил Глеб.

— Кого? — насторожилась Ирочка.