друг друга недолюбливали. Ярцев вечно оказывался на волоске от отчисления на пару с Ремцовым, но его спасало то, что Людмила Рудольфовна не вела у него пары, а остальные преподаватели всё же были более лояльны к этой парочке спортсменов.

Но сейчас-то все изменилось, не так ли? Я же не могу ошибаться, когда говорю, что Тимур стал другим?

Я помню, что раньше мы едва ли могли перекинуться парой слов, а теперь... Теперь целуемся так, словно готовы съесть друг друга.

Думаю об этом, и губы снова вспыхивают огнем. Провожу по ним пальцами. Как такое возможно? Как один человек может быть так необходим другому? Ярцев, ты что со мной сделал?

Качаю головой, пытаясь отогнать сладкое наваждение, и выглядываю за шторку. За своими мыслями не заметила, что мама с Тимуром уже разошлись. Ярцев стоит один возле машины, но я не могу разглядеть его выражение лица, так как стоит он спиной.

Слышу, как открывается входная дверь, и отскакиваю от окна. Попутно тру глаза, чтобы мама не видела моих слез. Нужно оставаться спокойной и невозмутимой, в данный момент это лучшая позиция.

— Зоя? — зовет меня мама, первым делом заглянув в нашу с Надей спальню, а потом, очевидно, не найдя меня там, выходит на кухню.

Делаю вид, будто зашла попить. Беру с полки стакан и набираю из-под фильтра воду.

— Зоя?

— Да, мам? — поворачиваюсь к маме, стоящей на пороге кухни, и делаю глоток. Вода проходит через горло точно расплавленная сталь, от чего я закашливаюсь.

— Нам надо серьезно поговорить.

— Давай. — Отвечаю, прочистив горло. Под внимательным взглядом мамы все действия кажутся неестественными.

— Зоя, ты больше не должна видеться с этим парнем.

Застываю на месте, услышав слова матери. Что, вот так с ходу? От осознания того, что она сразу перешла в наступление и не стала заботиться о моих чувствах, становится обидно.

— Почему, мам? — резко разворачиваюсь, дыша через раз.

Грудную клетку точно в тиски сжали, от волнения не могу справиться с дыханием и выровнять его.

— Он тебя не достоин. Загубит твою жизнь, даже не моргнув глазом.

— Мама, мы с ним просто встречаемся...

— Нет, не просто, моя дорогая, — усмехается мама. — Ты в него влюбишься, если уже не влюбилась, а он...

— Что, он, мам?

— Ты пойми, Зоя, такие, как Ярцев... Им не нужны серьезные отношения. Да, сейчас ты ему интересна, но вряд ли этот интерес настоящий.

— Что ты имеешь в виду?

— Он тебя использует, а потом бросит. Потешит свое самовлюбленное эго, но рано или поздно — ему надоест играться.

Слова мамы такие обидные, что хочется закрыть уши ладонями и не слышать её. Нет, нет, нет! Не верю, что она вправду так считает. Считает, что её дочь... не может понравится кому-то вроде Ярцева просто так?

— Это не так, — мотаю головой, не желая мириться со словами мамы. — Ты его не знаешь!

— Более чем, поверь мне, дочка.

— Нет.

— Зоя, я попросила тебя по-хорошему, но ты не послушалась. — Тяжко вздыхает мама, точно прямо сейчас делает какой-то мучительно сложный внутренний выбор. — Ты не оставляешь мне выбора.

— Какого выбора?

Ох, не нравятся мне её слова!

— Ты должна перестать с ним видеться.

— Нет, — упрямо поджимаю губы. И ведь не объяснишь, что сейчас не видеться с Ярцевым сродни пытке. Если я расскажу о своих чувствах, то мама просто камня на камне не оставит от дома Тимура. Как и его самого сотрет в порошок. — Я буду с ним видеться, нравится тебе или нет.

И откуда во мне столько смелости? Может быть, Ярцев передал через поцелуи?

Как бы там ни было, внутри меня всё кипит и взрывается, я не хочу сдаваться, не хочу лишаться такой возможности... узнать Тимура поближе. Он только-только начал раскрываться с другой стороны, и если я пойму, что наши с ним чувства взаимны, что он питает ко мне не просто... физический интерес, то готова пойти наперекор родителям, готова стать самой смелой девочкой на свете.

Мама молчит, и я собираюсь закончить разговор, пока не поздно, и уйти в свою комнату, но она не дает этого сделать.

— Зоя, если ты этого не сделаешь, я сделаю так, чтобы Тимур больше не смог учиться у нас.

Сердце уходит в пятки. Она это сейчас серьезно говорит???

Зоя

— Что? — переспрашиваю, оглушенная таким заявлением мамы.

— Он будет отчислен в конце этой недели, если ты останешься с ним.

— Мама, что ты такое говоришь?! — не выдерживаю, перехожу на высокие тона. Оставаться спокойной невозможно!

— Я тебя предупредила, Зоя. Тебе придется сделать выбор.

По тяжелому взгляду мамы вижу, что она не шутит. Она вообще никогда не шутит, когда ставит ультиматумы. А сейчас это именно он.

— Ты не посмеешь! — отчаяния во мне больше, и оно прорывается в эфир, разбивая маску безразличия и спокойствия.

— Ты меня знаешь.

— Нет, мам, совершенно не знаю! И не понимаю! Как можно быть такой... такой стервой!

— Зоя! — брови матери ползут вверх.

Меня уже не остановить.

— Ты хочешь загубить ему жизнь только из-за того, что я не хочу быть, как ты!

— Дочка.

— Нет, мам, не называй меня так. Тебе всегда было плевать на то, что я хочу, ты постоянно твердила лишь одно "ты не должна, Зоя" и "что подумают люди, Зоя". Ни разу не спросила, чего хочу я, твоя дочь. Поэтому сейчас ты не имеешь права так меня называть.

Мама молчит, но её взгляд говорит громче любых слов. Нет, моим словам не пробиться через железные стены, которые она возводила годами. Возможно,