Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С трудом отбившись от назойливых вопросов и едва попадая в рукава, она натянула свежую одежду — кто-то из деревенских отдал тунику, безрукавку — и выбралась из душного дома на воздух.
Спотыкаясь в так и не отмытых от грязи сапогах, она бросилась по деревне в поисках Эрика. Уворачивалась от встречных, от заботливых вопросов, оступалась на размытых склонах и снова торопилась, обходя дома, пока не наткнулась старосту за углом рядом с местным Служителем.
И выпалила, едва переводя дыхание:
— Гретиан, пожалуйста. У вас есть корабль? Парусник? Лодка? — ещё раз выдохнула, сосредотачиваясь. И пусть он смотрит на неё, как на сумасшедшую. — Мне нужно дойти до Итена. Пожалуйста. Я заплачу вам за лодку, потом. У Имейра… у дяди есть деньги. Это надо прямо сейчас, — посмотрела она в упор. — Я прошу вас.
Он плыл в бесконечном пространстве без тепла и холода, пронизанный светом.
Безграничный.
Так и должно было быть. Так и было всегда — изначально.
И так хотелось замереть здесь, остаться. Ни боли, ни тревог, ни хоть чего-то, что могло нарушить покой. Проносились мимо образы прошлого, он будто видел себя в прежних жизнях и других воплощениях. Кто он теперь? Что дальше?
«Ничего не кончено, пока ты ещё жив», — возникли из ниоткуда слова, существующие без голоса.
«А я ещё жив?»
Но Алекса тут же куда-то утянуло и миг покоя был утерян, а вопрос остался без ответа.
«Алекс!»
Джейна? Показалось ему или он видел её лицо? Чуть вздёрнутый кончик носа, чёткая линия подбородка, ровные брови вразлёт и настойчивый взгляд из-под тёмных ресниц. Припухшие как от слёз губы что-то шепчут, наверное, его имя. «Алекс». Так отчаянно и пронзительно.
И сердце застучало чаще, выбивая лихорадочный ритм, словно связь между ними протянулась через время и расстояние и заставила кровь разгораться. Связь стала даже сильнее — ярким золотым светом окутала Джейну целиком, пульсируя в области живота и сердца. Алекс будто наяву уже видел её высокую, замершую в напряжении фигуру, как кошки перед броском — будь её воля, она бы и здесь прыгнула за ним следом, как тогда в водопад.
«Алекс, не-е-ет!»
Снова вдох, снова выдох, — мир обрушился, как ведро холодной воды, выплеснутое на голову, заставив напрячься каждую мышцу.
Обрушился мерным гулом, терпким, горьким запахом, потоком воздуха по коже.
Алекс лежал на чем-то мягком и смотрел в женское лицо над собой застывшим взглядом. Черты лица расплылись в невнятное пятно. Гудела голова. На мгновения это прекращалось, но потом снова что-то тревожило сознание, вторгалось в тяжёлую неподвижность, будто камень разбивал водную гладь. Ещё один невнятный низкий гул — и Алекс начал приходить в себя. Звук гонга.
Девушка, что сидела над ним, снова коснулась его лба мокрой тканью. От резкого запаха всё закружилось, и Алекс зажмурился, силой воли останавливая это движение.
Нет, это была не Джейна — та целительница-дарханка с длинными каштановыми волосами, что залечивала раны на руках. Мягкая, спокойная. Полная грудь мерно вздымается, женственные черты лица. На шее и лбу у неё поблёскивали тонкие украшения, запястья унизывали медные браслеты. Вспомнилась жрица из деревни староверов, которую они встретили в Ивваре.
«— Светлейший. Скадо верайнис мит даар…» — произнесла она тогда.
Дарханка отвернулась, взяла в руки какую-то чашу с густо идущим из неё дымом и дунула на горящий фитиль, затушив. Кажется, вот от чего гудела голова. Резко захотелось глотнуть свежего воздуха, и Алекс встряхнулся и сел на лежанке с подушками.
— Светлейший, — повторила те же слова дарханка и уже знакомым жестом прижала руку к груди. — Я молилась Скадо за тебя, и он услышал. Многие из нас молились. — Её улыбка была полна неподдельной и какой-то священной радости.
Алекс всё ещё не понимал до конца, что они имеют ввиду под этим «Светлейшим», но, прижав в ответ руку к груди, на которую только что крепко опирался, хрипловато отозвался:
— Спасибо.
И только сейчас осознал, что все живы. Он жив. И остальные дарханы — девушка смотрела на него с спокойствием в тёмных глазах. И, кажется, монастырь по-прежнему цел, как и горы, его окружающие, иначе не лежал бы он на этих подушках как ни в чём не бывало.
Вместо сотен вопросов, которые крутились в голове, задать вышло только один:
— Это всегда так?
— Голова болит? — уточнила девушка, потушив и маленький огонёк свечи на столе.
— И это тоже. Ну и всё это…
— Прежде у нас не было человека, похожего на тебя, — поднялась с колен дарханка и взяла большую чашу. — Были маги с покровителем — Метта, но настолько связанного со стихиями ещё никогда. По крайней мере на моей памяти, — улыбнулась она и протянула ему какой-то отвар в чаше. — Выпей, это даст сил.
Алекс послушно выпил горькую настойку — показалось, она крепче рома. Но может это всё его состояние — не покидало ощущение, что он смотрит на мир отстранённо, будто теперь не так прочно связан с самим собой.
Но девушка подошла близко, коснулась его руки нежными пальцами и чуть склонилась, и Алекс убедился, что он вполне себе живой… Даже слишком.
В пахнущей дымом комнате было жарко. Только сейчас Алекс ощутил дикое чувство голода, жажды и пустоты, как будто живот прилип к спине. Светлая рубаха, в которой он был, промокла от пота и облепила тело.
— Варий сказал, что всё будет в порядке, когда тебя принесли сюда. Ты не приходил в себя больше недели.
— Больше недели… — Алекс с нажимом провёл ладонями по вискам, убирая липнущие волосы. Рядом война, которая окружила со всех сторон, а он провалялся столько времени без дела, пытаясь сохранить себя. — Ладно. Кажется, я в порядке. Так где?..
— Там, — указала она рукой на восток.
Алекс отдёрнул плотную штору, которая загораживала вход в дом.
Солнце поднималось над зубчатыми вершинами и косыми лучами освещало горный монастырь. Целый и невредимый, прочно стоявший на своём месте. Даже не верится, что ничего не было, ведь горы рушились прямо на глазах, он чувствовал это, он чувствовал всё… И будто бы умер, но вот же снова — здесь, на земле.
Рассвет. На широком плато уже сидели ученики и слышались их сплетённые воедино голоса, распевающие утренние молитвы. Было ли всё, что с ним произошло, на самом деле или миражи сознания? Он всё помнил: и отца, и брата. И Мейкдона, и всех погибших на «Ясном» по его вине. Покинутую в Шинтаре Джейну. Но что-то случилось с ним самим, и прежняя острая боль ушла. Будто то, через что он прошёл, стерло привычные понятия о жизни и смерти.
Алекс медленно отправился вверх по склону. Все казалось и прежним, и иным одновременно. Он ступал медленно, чувствуя, как вибрирует земля под ногами от каждого шага, как ветер овевает лицо. Послышался птичий крик. Алекс запрокинул голову вверх, провожая летящего высоко в облаках журавля. Прозрачные облака струились неспешной небесной рекой, завораживая вечным движением.