Поднявшись на плато, Алекс увидел и Вария, и всех Посвящаемых, погружённых в утреннюю практику. Замерев на мгновение, он тоже опустился на колени и закрыл глаза. Некоторое время вслушивался в звучание древних слов на даори, пока не осознал, что повторяет слова вслед за остальными, будто кто-то другой делал это за него.

И впервые за долгое время он чувствовал внутри тишину — не было рвущей на части силы, сводящей с ума. Теперь она сливалась с миром и протекала через него самого свободно, как море сквозь пальцы, омывала и уходила прочь. И впервые за долгое время он чувствовал, что слова, которые произносит нараспев вместе с остальными, и вправду сплетают нити бытия, вибрируют и отзываются.

Как это казалось трудно — принять то, что он цельный, здесь и сейчас и должен был быть именно здесь. Алекс отпустил железные оковы, которыми сам сковал себя, и смог дышать полной грудью — только сейчас, только так поздно. И это пьянило, кружило голову, наполняло и заряжало такой энергией, что больше не было границ и ничего невозможного. Ничего! Каждый вдох наполнял силой всего мира, идущей из неба, каждый выдох растворялся в земле, замыкая круг. Тепло растекалось внутри от живота, через сердце и до кончиков пальцев.

Алекс опустил руки с бёдер на землю, коснулся сухой каменистой почвы и медленно открыл глаза. Давно стихли пения и стояла тишина, а напротив оказался Варий.

— Доброе утро, — сказал он с улыбкой тысячелетнего человека. — Проверяешь, цела ли земля?

— Ты тоже это видел?

— Да. Было непросто, правда? Я в первый раз тоже долго не мог решиться, правда моё испытание было иным, только суть та же. Давно было…

— Насколько давно? — спросил Алекс, пытаясь понять, сколько же мастеру лет.

— Где-то с десяток жизней назад.

После увиденного в безвременье уже ничего не казалось странным. Более того, именно это и было естественным: Варию вовсе не столько, на сколько он выглядит. Он продолжил:

— Ты тоже не молодая душа. Мало кто может осознать это при жизни — своё прошлое, предыдущий опыт и накопленные знания. Они уходят при рождении, остаётся только развитая душа, которая с каждым воплощением учится и постигает новое всё быстрее. Ты неспроста в свои годы побывал и капитан-командором, и дослужился до титула, и наделен силой больше окружающих — никто не знает, сколько тебе пришлось пройти прежде, чтобы в этом воплощении так быстро расти.

— Все, обладающие магией, — души, которые прожили много жизней?

— Не всегда, хотя чаще — да. Дух даёт силу тем, кто должен научиться чему-то. В этот раз или в следующий.

— Но…

— Но справедливо и другое: многие, не обладающие магией, тоже идут по своему пути не одну сотню лет и, быть может, именно это сейчас необходимо им для того, чтобы шагнуть на следующую ступень.

— Зачем это всё, Варий? Это развитие, постоянное стремление куда-то?

— «Везде есть движение, даже в неживом… Волны, гонимые ураганом и штурмующие скалы. Этот основной для всей природы закон движения стирает границу между живым и мертвым. Покоя нет и в смерти…» — произнёс Варий хорошо знакомые слова из книги.

— Да уж. Вот то, что покоя нет нигде, я уже понял, — невольно растянул в улыбке губы Алекс.

Вопреки всему он чувствовал, как снова от разговора с Варием приходит забытый смех. Как будто совсем неважно, что именно Варий говорит и кем кажется — одно его присутствие создавало атмосферу покоя и мудрости.

— Таков закон бытия. Закон бесконечного совершенствования, и, достигнутое здесь, оно имеет развитие и за пределами знакомого мира. Я сам не знаю, что там, Алекс. Знаю, что наш мир — только одна из ступеней. А ещё в нашей вере нет никакого Темного и абсолютного зла. Нет четкой границы между злом и добром, ведь зло — это только потеря связи с Духом, удаление от него и недостаток любви. Есть только путь, свой для каждого.

Алекс помолчал некоторое время, но все же спросил:

— Та девушка, что смотрела за мной эти дни…

— Шелайя.

— Да, наверное. Она назвала меня «Светлейшим»… она и ещё одна женщина в деревне староверов в Ивваре.

— Они чувствуют твою особенность. Хотят верить, что у тебя покровительство самого Скадо.

Алекс усмехнулся и покачал головой.

— Тот самый высший Дух?

Варий взял несколько камней разного размера, положил на землю один — самый широкий и плоский — и заговорил:

— Не совсем дух — проводник к нему. Смотри. Это Ойгон — покровитель физического тела. Без него нет ничего, как без границ тела нет нас — в этом мире. Но это лишь первый шаг.

Он положил следующий камень чуть меньше.

— Кими — покровитель сердца, эмоций, покоя, радости и любви. Заслужить его благословение сложнее, заповеди строже и спрос с человека за содеянное тоже строже.

— Знаю, знаю. Следующий Метта — Разум.

Ещё один камень, меньше и уже, лёг сверху.

— Да. Метта — покровитель разума. До подобного уровня сознания доходят особенные люди, часто они способны просвещать и учить других. Его заповеди самые строгие, они включают в себя не только все предыдущие, но и множество других ограничений, призванных помочь человеку избавиться от мирской суеты и посвятить себя служению другим.

Последний, самый малый камень лёг на все предыдущие и замер наверху в самом центре пирамиды.

— Скадо — Дух. Только пройдя по всем этапам, пройдя осознания своего тела, как части Духа, сердца — как части сердца Духа, разума — как части разума Духа, добравшись до последней ступени, которая включает в себя все предыдущие, человек сможет приблизиться к Творцу.

Варий чуть опустил голову и потом снова посмотрел на Алекса.

— Я знал, что рано или поздно судьба приведёт тебя сюда. Прости, что оставил тогда одного, но так было нужно. Ты понимаешь.

Похоже, что теперь понимает. Те самые испытания, о которых Варий говорил… И впрямь, что было бы, приди Алекс сюда сразу, ещё восемнадцать лет назад, не пройдя через все трудности? Был ли он собой и смог бы преодолеть все это? Но что толку думать об этом сейчас!

— Значит, ты всегда знал про меня и про Сиркха, что он мой предок? Он был таким же?

— Справедливый вопрос. Думаю, он только хотел быть таким, но свернул с пути не в ту сторону… Я рад, что ты смог вернуться, Алекс.

Алекс задумчиво смотрел на Вария. Имел ли он ввиду то, что Алекс пришёл в монастырь, или то, что он прошёл испытание и вернулся в сознание не такой безумный, как дед… По крайней мере, хотелось в это верить.

Так или иначе, но теперь такое странное чувство свободы щекотало в груди. Он ещё опасался этой пьянящей вольности, только позволял ветру овевать кожу, но не откликался на зов, хотя казалось — одна мысль и воздух снова станет крылом, а бесконечный полёт — действительностью. Откинувшись, Алекс мотнул головой, а потом снова посмотрел на Вария.