По-прежнему дважды в неделю господин барон катался верхом на верном Липиззанерсе. Жизнь текла своим чередом, но друзья барона в жокейском клубе покачивали головами. Луи Ротшильд, глава Австрийского дома и живое воплощение еврея-капиталиста, вызывал особую ненависть фюрера. Зачем барону оставаться? Зачем превращать себя в живую мишень?

Такое поведение оправдывалось двумя причинами. И обе были династическими. Одна из них была скрыта от общества, знали о ней только сотрудники Луи, а всеобщим достоянием она стала много позже. Другая причина была всем известна и очевидна. Как глава Австрийского дома, Луи находился постоянно в центре внимания. Даже намек на его отъезд мог окончательно вывести из строя финансовую машину Австрии, которая и так работала с перебоями. Глава Дома Ротшильдов (мы уже сталкивались с подобными случаями) – это, прежде всего, принцип, а потом уже человек.

Барон славился стремлением к совершенству во всем, для него принцип превратился в догму. Он не стал переезжать ближе к границе. По требованию Гитлера канцлер Австрии отправился в Берхтесгаден, и в то же время Луи уехал из Вены, чтобы покататься на лыжах в Австрийских Альпах. Тем не менее, когда 1 марта 1938 года к нему в Китцбюхель прибыл курьер Французского дома Ротшильдов с предупреждением об опасности, Луи отложил лыжные прогулки и возвратился в Вену. Он не собирался бежать в Цюрих.

В четверг 10 марта барон получил из Швейцарии телеграфом последнее предупреждение. На следующее утро немецкие отряды устремились через границу. Государственный корабль неминуемо шел ко дну, и никакие принципы не могли спасти положение. В субботу около полудня Луи и его камердинер Эдвард прибыли в аэропорт Вены, они собирались вылететь в Италию. Предлогом явилась необходимость посетить команду игроков в поло, принадлежавшую барону. На контроле, уже в двух шагах от самолета, проверяющий офицер СС узнал барона и конфисковал его паспорт.

«Тогда, – вспоминал камердинер, – мы пошли домой и стали ждать».

Ожидание было недолгим. Вечером перед дворцом Ротшильдов, как и перед сотнями других еврейских домов, появились два человека со свастикой на нарукавных повязках.

Дворецкий не мог допустить такого нарушения этикета, каким являлся арест. Сначала он должен выяснить, дома ли господин барон. Спустя пару минут дворецкий вернулся и заявил визитерам, что господин барон отсутствует. Ошеломленные таким приемом вояки пробормотали что-то невнятное и скрылись в ночи.

Но в воскресенье они вернулись вновь, на этот раз в сопровождении шестерых головорезов в стальных касках и с пистолетами, чтобы дать достойный отпор проискам высшего общества. Господин барон пригласил старшего пройти в кабинет и сообщил ему, что после обеда он готов последовать за ним. Пришедшие смутились, посовещались и вынесли вердикт: пусть ест.

Барон ел в последний раз среди блеска и роскоши. В окружении конвойных, поигрывающих пистолетами, стоявших неподалеку от стола. Лакеи с поклоном внесли блюда с едой, и комната заполнилась ароматом соусов. Барон неторопливо закончил трапезу; после фруктов, как всегда, ополоснул пальцы в специальной чашке; вытер руки салфеткой из дамасского полотна; с наслаждением выкурил обязательную послеобеденную сигарету; принял сердечное лекарство; утвердил меню на следующий день и только после этого кивнул пришедшим и ушел вместе с ними.

Поздней ночью стало ясно, что он не вернется. Ранним утром добросовестный камердинер Эдвард упаковал уникальное постельное белье хозяина, его туалетный комплект, внимательно отобрал нижнее белье и верхнюю одежду, несколько книг по истории искусства и ботанике – обычный набор, который барон брал с собой, когда ему приходилось принимать очередное утомительное приглашение на уик-энд. Все было сложено в чемодан из свиной кожи, с которым Эдвард и появился в полицейском управлении. Его прогнали, и он вынужден был уйти под злобный хохот полицейских.

Появление камердинера сыграло свою роль. Нацистский следователь был заинтригован, и первый допрос Луи он посвятил тому, чтобы удовлетворить свое легко объяснимое любопытство.

– Так, значит, вы – Ротшильд. Ну и сколько у вас денег?

Луи ответил, что если собрать весь штат его бухгалтеров и снабдить их последними сведениями о мировом рынке акций и товаров, то им понадобится работать несколько дней, чтобы дать относительно точный ответ.

– Хорошо, хорошо. Сколько стоит ваш дворец?

Ротшильд удивленно взглянул на любознательного джентльмена и ответил вопросом на вопрос:

– А сколько стоит Венский городской собор?

Это была точная оценка.

– А ты – нахал, – взревел следователь. В какой-то степени он был прав.

Охранник отправил барона вниз, в подвал. Луи пришлось таскать мешки с песком. Бок о бок с ним трудились коммунистические лидеры, ставшие его товарищами по несчастью.

– Мы неплохо ладили, – вспоминал Луи, – все соглашались с тем, что наш подвал был самым деклассированным подвалом в мире.

Происходили и другие необычные события. Управляющий Ротшильда в Швейцарии начал получать письма странного содержания. Их авторами были дамы – три самые известные шлюхи Центральной Европы, тесно связанные с нацистской полицией Вены. Дамы предлагали себя в качестве посредников при обсуждении выкупа. Ротшильды издавна славились как искусные дипломаты, они могли вести переговоры с кем угодно – и пришли бы к соглашению даже с такими необычными партнерами, если бы судьба не распорядилась по-другому.

В конце апреля в Берлине, наконец, обратили внимание на то, какая птица сидит у них в клетке. Барона избавили и от коммунистов, и от мешков с песком и поместили в особой камере в венской штаб-квартире гестапо, рядом с находящимся в заключении австрийским канцлером. Можно сказать, что Луи получил повышение. Из простой полицейской тюрьмы он попал в наисекретнейший застенок рейха, где его охраняли 24 молодца, обутые в сапоги и перепоясанные кожаными ремнями. Барон называл их «мои гренадеры» и не давал им спуску. На время заточения он превратился в зануду профессора, обучая своих неотесанных стражей геологии и ботанике.

Вскоре в Швейцарии появился новый эмиссар, преемник знаменитых дамочек. Его звали Отто Вебер, и он представлялся как «партнер» доктора Гритзбача, личного советника Германа Геринга. Стало ясно, кто теперь заказывал музыку. Постепенно стали вырисовываться контуры условий соглашения. Господин барон сможет получить свободу, если маршал Геринг получит 200 000 долларов в качестве компенсации за свои хлопоты, а немецкий рейх станет собственником всех остальных активов Австрийского дома. Больше всего немцев интересовал чешский Витковиц, где располагались самые крупные в Центральной Европе разработки железной руды и угля.

Новости были нерадостными. За барона требовали самый высокий выкуп за всю мировую историю. Переговоры со стороны Ротшильдов вели в Цюрихе и Париже Юджин и Альфонс, и у них была припасена козырная карта. Оказывается, все обстояло чудесно: Витковиц, принадлежащий австрийцу Ротшильду, каким-то волшебным образом превратился в английскую собственность. В довоенном 1938 году это означало, что он был недоступен для когтей Геринга.