Я — напротив, быстро расслабился. Разговор разрешился нейтрально, нас по-прежнему никто не бил в лицо сабатонами, а Люпан оказался не таким уж придурком, как мне его описывали.

«Хер с ним», — подумал я, и принялся копаться в баре на предмет чего-нибудь сожрать. Там были чипсы из редьки со вкусом свинины, которые я с удовольствием вытряхнул себе в рот. Пока я хрустел, Григорий, закончил переговоры. К неподвижному кортежу подъехала неприметная серая машина, в которую Заяц с трудом усадил разгоряченную подружку с двойной фамилией.

— У меня такое чувство, что у вас тут канун какого-то грандиозного шухера, — сказал я, когда Григорий снова уселся на водительское кресло.

Он повернулся и задумчиво выудил чипсину из моего пакетика. Мне подумалось, что платиновые перстни на его пальцах совершенно не подходят по стилю для поедания чипсов, но решил воздержаться от подколок. Еще решит, что я — жадина.

— А ты чувствителен к таким вещам? — спросил он неразборчиво.

— Я чувствителен к дальнобойным пушкам. Кроме того, судя по словам Люпана, он готов к противостоянию.

Заяц сглотнул и вытер пальцы зеленым носовым платком.

— Это все признаки надвигающейся бури, которые ты заметил?

— Есть еще одна, куда более важная. Когда мы въехали в огороды, дорогу перебежала белая собака с черной головой. Почти летальная примета: есть опасность попасть в серьезную передрягу. Вот если б мы притормозили и подождали минут пять… Но кто б меня послушал?

Эта информация заставила оперативника задуматься.

— А почему не черная с белым туловищем?

— Что?

— Я говорю, как определить какой цвет собаки считается основным?

— Не подъебывай меня, Заяц. Какого цвета больше, тот и основной. Будь у нее только черные яйца ты бы тоже час раздумывал как ее описать?

— Извини, просто я игнорирую приметы. Суеверия у нас тут — моветон.

— У вас тут?

Оперативник не ответил. Он резко переменился: стал мрачно-сосредоточенным, чисто спецагент из гарзонского боевика. Григорий завел мотор, но дорогу нам перегородил один из пилотов. У него были модерновые доспехи из кевларовых плит, на основе какого-то герметичного комбинезона. Забрало на шлеме оказалось стилизовано под ястребиный клюв.

Эта угрюмая птичка подошла вплотную и постучала кулаком по капоту.

— Да какого хрена вам еще нужно?! — гаркнул Заяц, высунувшись. — Мы вроде бы все обсудили!

— Время, — раздался бездушный голос.

— Полдвенадцатого, а что?

— Время забрать гостей славного Лефрана.

Я почти сразу понял, что имелось ввиду и так обрадовался, что чуть не принялся потирать ладошки и подпрыгивать. Внутри меня бахнул салют, а глаза засветились как армейские прожекторы. Самару де Хина собирались покатать на огромном медном быке! Все мои предрассудки касательно волкачества мгновенно улетучились: и хрен бы с ними. Всплыли воспоминания о горящем танке? Да шли бы они в жопу. У меня не было ни малейшего желания доставать из шкафа подборку скелетов, в то время как человек в костюме птицы предлагал мне полетать над сказочным городом-лунопарком.

О, да, я был на сто процентов в деле.

— Они под защитой славов! Моей защитой!

Тон Григория говорил о том, что его должностное самолюбие успели продавить до чертовски опасной отметки. Еще немного и он начнет драться за возможность сохранить хотя бы капельку контроля над ситуацией.

— Это не имеет значения, — такой был ответ.

— Ах ты франкский пидо…

— Гриша, Гриша, — я положил руку ему на плечо. А потом наклонился вперед и зашептал на ухо: — Не обламывай мне кайф.

— Что?

— Я хочу полетать на этом быке.

— Ты спятил? В таком случае я не гарантирую вашу безопасность. Мало ли что у этих жабоедов на уме.

— Все будет нормально. Леди, да ты только посмотри на них. Если я сейчас потащусь с тобой на этом четырёхколёсном борделе, от которого даже Новопобедской шалаве стало бы не по себе, я потом всю жизнь буду жалеть об упущенном шансе. Без обид. Ты отличный мужик, но бык он… Летает.

Григорий моргнул.

— Бордель, да. Я бы с удовольствием взял другую машину, но Совет Цитаделей навязал мне эту…

Он щелкнул по носу ангелочка, вытесненного на бархатном торпедо.

— Тогда ты оставишь доспехи здесь.

— А? — у меня резко забило уши.

— Я не могу удержать тебя, но, если хочешь окончательно превратить Белого Зайца в ночного таксиста без сдачи с пяти номов, подумай еще раз. По-твоему, начальство мне орден к уду пристегнет, если я скажу, что потерял и Самару де Хина, «укротителя Лефранов», и доспех? А?

— Ты прав, звучит хреново.

Думать было нечего. У меня даже боль поутихла от перспективы вдохнуть запах рогатого чудовища. Я обожал машинный дух танков, пока чуть не запекся в одном из них.

— Хорошо. По рукам. Я уверен, что ты не скинешь доспехи своим друзьям из ИР.

— Ну да. С такой-то компанией… Подожди, ты потащишь Хо с собой?

Я даже не замедлился.

— Извини, кое-что я не могу доверить даже тебе, мой новый лучший друг.

Дверь пришлось захлопнуть бедром.

— Ну удачи, буллбой, — сказал Григорий без издевки. — Будь осторожен.

Я молча помахал ему ногой оливы. Не люблю разговоры об удаче. Да и какой из меня буллбой? Веревка с петлей ассоциируется у меня только с билетом в один конец, прямехонько до Шторма. Говоря откровенно, я был вдвойне рад смыться: общество славов начало меня утомлять. Они хоть и пытались помочь, однако в основном действовали на нервы. С Полиной все было ясно с самого начала. Бой-баба, полевой агент, хорошо знающий город. Григорий? Я мог лишь сказать, что холодком от него веяло будь здоров. Жутковатый чел. Он как будто с первых же минут прочитал меня с ног до головы и понял, как нужно разговаривать с Самарой де Хином, чтобы войти в его пролетарское доверие. А-ха.

С другой стороны, его раскованность хотя бы шла на пользу атмосфере в салоне, в отличии от неприкрытых эмоций Ягузаровой. Таких людей как Полина я старался избегать. Они ведь как многоразовые гранаты, да еще снабженные ногами, чтобы постоянно тебя преследовать. Такая херня — не по правилам.

— Какие-нибудь инструкции? — спросил я у пилота.

Тот шагал рядом, мрачно покачивая клювом.

— Не срать в штаны.

— Это все?

Клюв повернулся ко мне.

— Я не хочу разговаривать с таким как ты. Держи себя в руках во время скачки. Это все.

Меня такое обращение не задело. Все лонгаты за пределами парников были «отступниками» — потомками предателей, которые отринули свою веру, разломили клятвы и лично кинули Императора. Каждый ублюдок, рожденный в тенебрийских городах-загонах, заведомо плюнул на родную