его стремена отключились, но дело было не только в этом. Диспетчер! У нас пропала защита от мошек!

Ветер продувал череп насквозь. Хо вцепилась в меня, чтобы не улететь, птицеголовый орал что-то быку на придуманном языке, тот — несся вниз решительно посылая нахрен всю эту лямку с грузоперевозками.

Пилот успел повернуться к нам и крикнуть:

— Держитесь изо всех сил, он не подч…

Мы вломились в крышу жилого дома. Медные рога проломили черепицу, раскидали стропила, и бык провалился в жилое помещение. Я прижал Хо к его спине и накрыл сверху телом и руками. Шум стоял адский. Грохотали кирпичи, трещала древесина, кто-то успел заорать, но бык уже тащил нас по коридору, взламывая стены и перегородки. Меня нещадно лупило обломками, потом обдало кипятком из разорванной трубы, а под конец еще и хлестнуло чем-то упругим и натянутым.

Снова повалили кирпичи, и мы оказались на свежем воздухе. Я рискнул приподнять голову и увидел бычью голову, на рога которой аккуратно нанизался человек в ночнушке. Судя по количеству крови ему бы не помешал черный мешок. Бык тряхнул головой, и бедолага просто исчез. Пилот был без сознания. Он откинулся назад, и уже начал съезжать вниз, словно ослабшие гениталии.

— Держим его! — тут же крикнула Хо.

Подавшись вперед, она умудрилась ухватить шевалье за предплечье, но тут сволочной бульдозер, до этого гремящий по ночной улице, решил снова подняться в воздух. Точнее он прыгнул, и руку пилота вырвало из пальцев Хо, ободрав ей бинты на ладони.

— Да еб твою мать! — успел пожаловаться я, и мы снова влетели в крышу.

Мне в лицо сразу же плеснуло какой-то жидкостью, и я мысленно приготовился к худшему. Красное! Но не кровь, и на том спасибо. Судя по запаху — красное-сухое. Безгрешная скотина взрывала драгоценные бочки словно мыльные пузыри. Я снова прикрыл Хо, на этот раз от древесной шрапнели и бесконечных потоков винища. Теперь мне пришлось еще хуже. В доме, который мы успели развалить, пилот собрал половину всех снарядов, чем сделал мне большое одолжение. А ведь на нем были доспехи. У меня присутствовала только панама, которую вино намертво приклеило к лысине. Не удивительно, что я все-таки получил по башке и ненадолго отрубился. Тогда мы в мгновенье ока перескочили в будущее, и оно мне совсем не понравилось.

Мы падали. Бык не двигался. Совсем. Он летел вниз как авиационная бомба, нелепо расставив ножищи, и медленно переворачиваясь вокруг оси. Высота была такая, что я буквально заледенел в мокрой одежде. Хо отчасти держалась за мою руку, отчасти парила в воздухе, словно парашютист. Пилот еще был с нами, но через минуту ноги его вылетели из стремян, и человек птица исчез точно так же, как тот бедолага вставший отлить посреди ночи.

Я подтянул Оливу к себе и мы вцепились друг в друга не произнося ни слова. Пончо шумно хлопало на ветру. Где-то позади нас человек-птица встретил свой неожиданный и крайне обидный конец. Я бы иронично пошутил на эту тему, но перед смертью мне хотелось быть лучше, чем я есть на самом деле…

Мне не повезло.

По-видимому, я еще не до конца выплатил долги перед Леди и Штормом и должен был помучиться… У самой земли копыта включились. От перегрузки, мы с оливой чуть не сложился гармошкой, но у Самары де Хина и Хо Хо, не было времени даже пукнуть от напряжения. Чертова тварь уже мчалась по широкой освещенной улице прямо к какой-то часовне с высокой острой колокольней.

У самой стены бык заревел и вошел в занос. Копыта вспахивали брусчатку, как плуги. Хо уже не могла кричать. Она молча блеванула в третий раз, запачкав и без того измочаленное пончо, и посмотрела на меня.

— Не могу вынуть ноги! — объяснил я. — Спрыгивай!

— Пошел ты.

Бык врезался в стену часовни выпуклым боком. Удар был такой силы, что наверху зазвонило. Мы с Хо по инерции влупились в твердое, но успели, прикрыть головы локтями. В ближайших домах распахивались окна, сонные люди непонимающе пялились на нас, роняя наземь очки, колпаки и масляные лампы. Из церквушки вывалила толпа попиков. Распахнув дубовые двери, они сбежали вниз по гранитной лестнице и замерли в нерешительности. Их синие пижамы и вопросительно привставшие хохолки вызвали у меня идиотскую ухмылку.

— Какого хрена?! — вскричал один из них.

Мы были истощены, почти мертвы. И внутри, и снаружи. Но я нашелся:

— У вас не найдется полотенца?

— Ах ты штормовик! Где наездник этого святого зверя?! За такое святотатство ты сгоришь в серном чане, подонок, злодей, мерз…

Неизвестно как долго бы еще этот уважаемый патриарх выкрикивал вещи давно известные, но его совершенно, блин, возмутительным образом, прервал еще один бык. Он на полной скорости врезался в башню и разломал ее как стопку брусочков для игры в дженгу. Все пригнулись и задрали подбородки. А потом закричали.

Мы с Хо только устало вздохнули. Снова кирпичи. Кирпичи и огромный золотой колокол, падающий на нас сверху словно сраный кубок за сраное первое место в этой сраной гонке.

— Блять, — выразилась Хо, и я вышвырнул ее с быка.

Она упала на брусчатку, словно кошка, смешно оттопырив задницу, и заорала от бешенства.

Я стрелял, и стрелял, и стрелял. Пули рикошетили от непробиваемого затылка, а кирпичи — от включившегося пузыря. Колокол техническая магия удержать не смогла. Бык слегка прогнулся, когда тонна гремящего металла ударила его по башке, но устоял. Затем он, не торопясь отошел в сторону от стены.

— Вот сейчас ты решил это сделать, да? — сипло завопил я. — Ебаный рогатый трактор!

Последний бык приземлился после того, как ополоумевшая от ужаса публика позакрывала окна. Всех добил упавший с неба рыцарь. Сила тяжести превратила его в крышку от канализационного люка — так парня расплющило.

— Война! Началась война с жердяями!

Не жирдяями, догадался я. Это от слова — жердь, палка. Панический вопль стал сигналом забаррикадироваться всем и каждому. Даже попики в обратной перемотке вбежали по лестнице и захлопнули врата. Остались только трое взбунтовавшихся быков, я, и Хо, продолжающая стоять шалашиком на брусчатке.

— Полотенца мне так и не дали, — прошептал я, пряча железку.

Попытавшись привычно поправить панаму, я с досадой обнаружил, что ее все-таки сдуло. Проклятье. Это была моя любимая панама — наследство дяди Кипра, и поправлять ее было моей любимой разрядкой. Теперь вместо этого придется громко выхаркивать мокроту. Или подтягивать штаны.

Пока я размышлял таким образом, быки построились в колонну и торопливо затрусили по улице в