— В смысле?

— В том смысле, что я ходячая бомба с часовым механизмом. Никто не может сказать, когда это случится, потому что врачи не знают, как будет реагировать моя печень. Когда-то медики думали, что я могу выздороветь и вести относительно нормальную жизнь, но последние двадцать лет доказали обратное.

Делия плотно сжала губы. Под ее правым глазам проступила синяя жилка. Правда о моем состоянии начала доходить до нее.

— И каковы твои шансы?

— Слабые. — Я покачал головой и помедлил, глядя на реку. — Почти никаких. С учетом моего опыта за эти годы и вкуса у меня во рту, моя печень очень недовольна. Это значит, что сосуды пищевода могут порваться внезапно и без предупреждения, и я буду кашлять кровью без какой-либо возможности набрать 911.

Она покачала головой:

— Должно быть что-нибудь…

— Нет никакой панацеи. Если это случится, то случится. Но я не узнаю об этом, потому что умру до того, как стукнусь головой об пол. Я либо живу своей жизнью, либо сворачиваюсь, как зародыш в утробе, и жду конца.

— Но почему ты здесь? Зачем нужен ручей?

— Доктор в клинике Вандербильта рассказал мне об исследовании одного ученого, работавшего за полярным кругом. У его коллеги был цирроз. Врачи говорили, что у него нет шансов. Тот ученый смог продлить жизнь товарищу, прописав ему ежедневное погружение в ледяную воду на определенное количество секунд, а потом и минут. Ледяной шок отводил кровь от конечностей, замедлял сердцебиение и, как они полагали, приводил к вынужденной регенерации печени. Он также давал венам в основании пищевода достаточно времени, чтобы окрепнуть и исцелиться.

— И ты в это поверил?

— Я прочитал исследование и позвонил тому ученому.

— Что случилось с его коллегой, у которого был цирроз?

— Умер от пневмонии.

Видимо, эта информация внезапно застопорила ее мыслительный процесс, а потом все начало складываться в одно целое.

— Я опасалась, что ты так и скажешь. — Она закусила нижнюю губу. — Сколько времени у тебя есть?

Я пожал плечами:

— Оставалось около десяти секунд, пока не появилась ты.

Она наклонилась и прижалась ко мне раскрасневшимся лицом. Последние кусочки пазла вставали на место.

— Поэтому ты ничего не говорил. Чтобы избавить меня от боли.

— Было бы довольно эгоистично просить тебя полюбить человека, которого завтра уже не будет.

— Ты когда-нибудь думал о том, что это не только ты должен принимать такое решение?

— Я не хотел причинять тебе больше страданий, чем уже…

— Я никогда не переставала надеяться, — прерывистым шепотом перебила Делия.

— Это очень приятно.

Ожерелье Делии свисало мне на грудь, но я не обращал на него внимания. Серебряная цепочка, достаточно длинная, подвеска находилась прямо над ее сердцем. Она немного сдвинулась, и блестящая подвеска легла на мою грудь на уровне сердца.

Только это была не подвеска.

— Я вернулась в клинику, но на твоей кровати лежал другой человек. Я отправилась к Риггсу, но твоих вещей в комнате не было. Потом поехала домой и начала ждать, но ты так и не появился. Через несколько дней в моем почтовом ящике я обнаружила вот это. — На цепочке болталось обручальное кольцо, полученное от меня двадцать лет назад. Она переплела свои пальцы с моими и положила руку мне на грудь. — Никогда не теряй надежды.

Делия не стала ждать ответа. Она обвила меня ногами, прильнула к моей груди и сцепила руки у меня на шее.

— Я потеряла двадцать лет. Не хочу потерять еще двадцать минут.

— Ди… Я пью пепто-бисмол, как воду. Глотаю таблетки, как сладкое драже. Мой коктейль перед сном — пять шипучек алка-зельцер с ванильными вафлями. Я перепробовал все тонизирующие напитки на свете. Несмотря ни на что, я лишь откладываю неизбежное. Я не могу сдержать этот процесс, не могу его контролировать.

— Мы проконсультируемся у специалиста.

— Я был в Денвере. В Массачусетсе. В Рочестере. Все говорят одно и то же.

На мою грудь капали слезы.

— Это мой выбор.

— Ты понимаешь, что говоришь?

— Купер, я выбираю тебя.

— И что это может тебе стоить?

— Я знаю, чего мне это стоило. — Она положила ладонь на мою щеку. — Почему ты не позволяешь мне любить тебя?

Я ничего не хотел так, как ее любви.

— Дело не в том.

— А в чем?

— Делия, это плохо кончится. Мы пойдем в бакалею, ты на секунду отвернешься, а когда повернешься обратно, от меня останется только безобразная лужа на полу. Ты можешь поцеловать меня на ночь и проснуться рядом с трупом. Ты можешь…

Она выдавила улыбку.

— Я уже двадцать лет хотела поцеловать тебя на ночь.

— Я умираю, Ди. Ты должна понять это. Тебе придется свыкнуться с этой мыслью. Я не хочу, чтобы ты любила меня, потому что…

Она заплакала сильнее.

— Почему?

— Потому что меня не будет рядом, чтобы обнять тебя, когда я уйду.

Она прижала палец к моим губам и попыталась улыбнуться.

— Мы все умираем, Купер, но я люблю тебя. Если ты прогонишь меня, это ничего не изменит. — Она поцеловала меня долгим поцелуем, орошая мое лицо солеными слезами. — Однажды ты сказал мне, что музыка омывает нас изнутри. Она исцеляет, как ничто другое. — Она положила ладонь на мою грудь. — Ты говорил мне это?

— Да, говорил.

— Ты верил в это?

Я кивнул.

— Правда?

— Да.

Она выпрямилась.

— Тогда давай узнаем, правда ли это.

— А если все пойдет не так? Если случится самое плохое?

Когда она заговорила, то казалось, что звук зарождался в ее животе.

— Я не позволю страху лишить меня надежды на счастье с тобой. — Она прижалась лбом к моему лбу, медленно покачивая головой. Ее тело было теплым. Ее дыхание обволакивало меня, правая рука мягко постукивала по моей груди. — Я не позволю ему лишить меня надежны… — повторила она.

Я покачал головой.

— И что ты собираешься сделать?

— Я спою тебе твою песню.

Я обнял ее и стал убаюкивать. Слезы Делии, накопившиеся за двадцать лет, капали на мою грудь. Я прижал ее голову к себе и прошептал:

— Мой отец полюбил бы тебя.

Я посмотрел на часы. Концерт Делии начинался меньше чем через час. Когда я попробовал сесть, мир перед моими глазами стал вращаться, как волчок. Я не знал, сколько крови потерял на этот раз, но у меня было ощущение, что больше обычного.