Анарад рванулся в горницу, поймав Вротислава по пути в клеть.

— Где она?

Тот изумленно на него посмотрел, не понимая ничего, а когда дошел смысл вопроса, нахмурился.

— Не может этого быть, — выдохнул. — Я тут был. Как?

— Ее нет в клети, где она? Ты видел, как она выходила? — прошипел сдавленно, чтобы не перебудить всех хозяев терема.

— Да никто не выходил, — шикнул он. — Хотя я выходил, но и то ненадолго, она не могла проскользнуть мимо меня — это невозможно.

— Понятно, — Анарад отпустил его, глаза застила пелена, мысли копошились. Выходит, пока он был у мельницы… Озарение пришло, как гром на голову, княжич бросился из горницы на улицу. На дворе такая темень, что не разглядеть ничего. Как давно она ушла? Где ее искать? В каком направлении? Он рывком пронизал волосы пальцами, сдавливая между ладоней голову.

— Домина, — выдохнул он и сорвался с места.

— Ты куда? — окликнул Вротислав и бросился вслед.

До мельницы Анарад добрался стремительно, глотая холодный сырой воздух. Внутри было темно и пусто — вдовицы след простыл. Анарад скрипнул зубами, смял кулаки.

— Смотри вон там кто-то! — донесся с улицы вопль брата.

Анарад вылетел наружу, вглядываясь туда, куда указывал Вротислав. Вдоль берега во мраке и впрямь тень — кто-то спешно удался прочь от мельницы, уже достаточно далеко — вот-вот скроется из вида. Анарад рванулся в бег, спускаясь с холма к покатому берегу, Вротислав только поспевал. Одна лишь мысль о том, что служительница успеет уйти, обрушивала град стрел на него, и каждая попадала точно в цель, разрывая плоть на куски. Домина вскоре заметила, что за ней погоня, пустилась прочь со всех ног, да только теперь все равно не убежит. Спотыкаясь, путаясь в подоле платья, она свернула с берега на глиняный взгорок, намереваясь достичь высившийся массивным частоколом леса. Ей бы это удалось, если бы Анарад чуть задержался с Вротиславом за разговором, видимо, вдовица на это и рассчитывала. Она все рассчитала, она и он — Воймирко, этот паскуда! Они вместе за одно, и как давно? Как давно она водила его за нос? Лживая дрянь! Анарад, карабкаясь по крутому склону, уже не видя ничего перед собой, ослепнув от ярости, набросился на Домину, словно волк на добычу, едва Домина поднялась на обрыв, успев углубиться в сень высоких старых елей. Она вскрикнула, не выдержав веса княжича, рухнула на землю, пытаясь вырываться, борясь яростно и зло, царапалась и кусалась, пинаясь, но только все это было уже бессмысленно — Анарад сжал ее горло горячее, тугое, передавил с силой, так, что женщина перестала бороться, вцепившись ногтями в его руку, пытаясь хоть как-то ослабить хватку.

— Где они, говори! — прошипел он, вздергивая ее на ноги, как тряпичную куклу, нависая и продолжая душить.

Подлая гадюка! Анарад кипел яростью, холодный разум угасал с каждым ударом сердца, с каждым выдохом. Домина стала задыхаться, Анарад этого не видел. Очнулся только тогда, когда Вротислав бросился разжимать его руки. И вовремя — еще бы немного, и Домина упала без дыхания. Анарад выпустил, толкнув грубо вдовицу, та, потеряв равновесие, рухнула в ежевичные заросли. Домина всхлипнула, задышала часто, надрывно. И Анарад пожалел, что отпустил ее, не завершив начатое.

— Теперь уже поздно, ты не найдешь, — просипела она хрипло, потирая шею, все никак не могла толком отдышаться. — Она никогда тебе не принадлежала, ты ничего не понимаешь, Анарад. Он рано или поздно забрал бы ее, и пусть лучше сейчас… А ты принадлежишь мне.

Анарад сжал кулаки, качнулся, наступая, но Вротислав задержал. Впрочем, он прав

— не станет марать об нее руки, грязная продажная тварь.

— Зачем она ему нужна? — спросил Вротислав.

Домина повернулась резко, глаза сверкали холодным огнем отчуждения, на лицо налипли влажные от росы пряди волос. Сейчас она была похожа на зверька, загнанного в ловушку: дикая, разъяренная и все еще опасная.

— А вы разве еще не понимаете? — тонкие губы ее искривились в усмешке. — Воймирко не нужна Агна, а только ее Жива. Он бы мог оставить ее в живых, если бы она добровольно ее отдавала, но никто не ждал, что княжна вернется в Збрутич. И в этом виноват только ты. Если бы ты, Анарад, оставил ее в Ледницах и не потащил бы ее за собой, она была бы цела.

Анарад подступил, вздернул ее на ноги и тряхнул хорошенько.

— А ты разве не поняла, что она стала моей женой? Я никому не отдам ее, слышишь. Она моя! Моя! Куда он ее повел?! Говори, или я откручу тебе шею, — потребовал, сжимая пальцами с силой хрупкие плечи.

Домина поморщилась, но губ не разжала, терпя боль.

— Давай, убей, пролей кровь женщины, и тогда он заберет и тебя. И ты не увидишь больше ее никогда, и сам не вернешься ни в Роудук, ни в Збрутич, уйдешь в лес к своему отцу, потеряешь свое человечье обличие.

— Что ты несешь?! — прорычал сквозь зубы, теряя терпение.

— Она просто тянет время. Бесполезно с ней разговаривать, Анарад, — вмешался Вротислав, и был прав.

Анарад отпихнул Домину. Вдовица на этот раз устояла, обхватив себя руками.

— Пошла вон отсюда, — выплюнул в омерзением. — Не попадайся мне больше на пути, следующая наша встреча обернется для тебя смертью.

Агна сжимала ворот кожуха, ступая по чалой, напитанной влагой земле. Ноги стали мокрые, ступни скользили в обуви. Для похода в лес не предназначены: мягкие кожаные — в каких только по избе ходить. Но Агна и не думала о том, схватила кожух бездумно и бросилась из терема старосты на зов, будто в беспамятстве. А теперь чувствительность и осмысление происходящего по капле возвращались к ней. Озиралась по сторонам, слушая, как щебетали на разный лад птицы лесные в предвестии скорого восхода. Воймирко почти не останавливался и не оборачивался, все уходил прочь от Акрана. Едва из горла не рванулись слова остановить его, спросить, что происходит и куда так спешит? Беспокойство разливалось с каждым шагом, с каждым гулким ударом сердца от неправильности происходящего — слишком далеко они зашли. А Воймирко будто того и остерегался

— вопросов лишних, все спешил. Так она и дороги назад не найдет. И Анарад…

— Воймирко, — позвала жреца, остановившись, прислонилась спиной к стволу, чувствуя, как зудят ноги от долгой ходьбы, как прохлада сырой земли качалась в чащобе, стелясь по низинам и рытвинам, собираясь в хвойных дебрях.

Да она и платья никакого не надела, оставаясь в ночной рубахе, и волос не заплела

— и так неловко стало вдруг, что жар плеснул к щекам, и голова закружилась. О чем только думала.

Жрец сделал шаг и остановился, ткнул палку, которую он держал в руке, в землю. Агна видела в полумраке, как его широкие, покрытые мехом кожуха плечи поднимались в глубоком вдохе и опускались при выдохе — он тяжело дышал. Воймирко чуть повернул голову. Агна видела его профиль: линию покатого лба, чуть с горбинкой нос, твердо сжатые губы, края которых опущены, и складки у носа от того казались глубже, линия подбородка терялась в отросшей темной бороде. Он посмотрел на Агну, и в тени падавших влажных прядей чуба на скулы блеснули холодно серые глаза, будто у волка — голодно, опасно. Агна поежилась, обхватив себя руками, и сделалось еще холоднее.