— Это не мое решение, — сорвались слова, но Агна не хотела это говорить. Какое Воймирко вообще дело до ее решений, так или иначе это ее жизнь, ее выбор. — Видно, Боги рассудили по-иному, — добавила, поднимая на мужчину взор.

Воймирко стоял в пяти шагах от нее, чуть ссутуленный, тяжело дышащий, ноги расставлены, кулаки сжаты, ветер смахивал с лица мокрые волосы, открывая широкие брови и заостренные скулы.

— Видимо, — вторил он, сощуривая голубые глаза.

— Из-за чего и кто наслал на княжество Роудук проклятие? И что случилось с Ворутой, почему его дух все еще здесь? — спросила Агна осознав капля по капле, что все здесь связано с тем.

— Князь Роудука наворотил дел когда-то, но там и княгиня Даруна хорошо внесла путаницы, — задумался ненадолго жрец. — На землях, где вздвигнут Роудук, стояло главное капище Когана, пока не пришел туда Ворута, прогнав волхвов, за то немилость заслужил, не послав правящему роду наследников. — Упрямая же ты Агна, — будто очнулся он, — не нужно тебе этого знать, но хотя, теперь уже все равно, — ухмыльнулся. — Ворута пошел на уговор ценой, которой должен был стать первенец. Коган должен был забрать его, а после Даруна могла плодить дальше наследников, сколько бы года ее позволили. Как появился на свет сын, вместе криком первым Даруна слово свое назад забрала, отказываясь отдавать чадо. А когда срок подошел, и сравнялось чаду шесть зим, Ворута должен был в лес его отвести, но пришел один. За это и прогневил Коган, беду наслав на все княжество. Горел детинец, в котором и погибла Даруна. А Ворута, чтобы остановить расправу, себя отдал вместо сына.

Агна слушала его и ушам не верила, что возможно такое. В какую же тьму ввязался Ворута.

— И кто же сын? — спросила онемевшими от холода губами.

— Кто, разве не ясно? Муж твой — Анарад. Вот и говорил тебе, чтобы не приближался он к отцу своему, ведь коли он прикоснется к силе той, в коей зачат был волховством древним, может забрать оно его, а может душу поглотить так же, как поглотил лес Воруту, служа теперь неведомо каким источником, а может, и самому Велесу — нам, смертным, сложно распутать узлы да понять все умом своим слабым, то большая мудрость нужна.

— Не Когану ли? — не поверили Агна.

— Может, и ему. Ты спрашивала о проклятии, так вот я говорю, что проклятия нет, ну за исключением той хитрой лисы с огненными волосами.

Домина — поняла сразу Агна.

— И что же она?

Воймирко усмехнулся, показывая ряд белых зубов, и сделал шаг к девушке.

— Она хочет сделать княжича источником своим, как Коган сделал своим источником Воруту, — он сделал еще один шаг, — как хочу сотворить и я с тобой…

Агна смотрела на него, не в силах и мизинцем пошевелить, словно накинул жрец на нее путы невидимые, затянул туго. Да и куда ей теперь бежать?

— …Только я хотел, чтобы это добровольно было, понимаешь, а так не выходит, и мне очень жаль.

Агна попятилась, делая шаг от жреца, и когда сделал еще один, не почувствовала под ногами твердь, вскрикнула, всплеснув руками. Глотая сырой воздух, полетела назад. Падение было долгим. Всплеск воды и оглушительный удар спиной выбил из груди весь воздух, Агна скривилась от проломившей все тело боли, глотая в онемевшую грудь большие клочья воздуха, да дышать забыла как, легкие будто закостенели.

— Я бы и сразу убил тебя, а нельзя, своей смертью должна умереть, — упал камнем голос жреца, погребая Агну в наполненной ледяной водой яме.

Агна очнулась и тут же зажмурилась, холодные капли дождя падали с ветвей деревьев, обжигали лицо, все тело застыло от холода. Сквозь влажные ресницы Агна видела только свинцовое небо, его заслоняли тяжелые хвойные кроны. Агна пошевелилась, поднимаясь на ноги, только те и не держали, сделавшись ватными. Вся одежда мокрая, рваная и грязная, холод ледяными волнами ходил по плечам и спине, пробираясь до самых костей, и мокрый кожух совсем не грел. Ров, в который она упала, оказался слишком глубоким и с рыхлыми стенами. Агна попыталась ухватиться за торчащие комья и корни, но выбраться невозможно — пальцы только вязли в земле, сердце гулко застучало от страха. В голове не укладывалось — как Воймирко мог поступить с ней так, они ведь столько знали друг друга… Претерпевая холод, Агне казалось, что это все сон, кошмар, который скоро закончится, и она проснется в доме старосты. Но только все продолжалось, все это происходило с ней наяву.

— Воймирко! — позвала Агна, но голос ее не слушался.

Еще было утро, дождливое и холодное. Жрец не откликался. Неужели так и останется сидеть в яме, пока не ослабнет? Ночь ей, стоя по щиколотку в студеной воде, не пережить.

— Воймирко! Пожалуйста! Не оставляй! — позвала громче, но того, видимо, рядом уже и не было.

Вернется, стало быть, когда дышать перестанет. Агна слушала, как все сильнее шелестит дождь. В голове помутнение от дикого острого разочарования, такое, что горло перетягивало, что даже не вдохнуть. Выходит, прав был Анарад — Воймирко только себе выгоду искал от встреч с ней, а она не хотела верить, нисколько не сомневаясь в своем наставнике, даже мысли не допускала, что вред может учинить. Хотя в той сторожке Агна ведь поняла, что лучше не видеться ей больше никогда со служителем, да будто пелена разум застилала, и обмана черного не видела.

Анарад… Агна стиснула зубы, и так больно в груди сделалось, что даже выть хотелось и рыдать. Он ведь защитить ее хотел с самого начала, отгородить от жреца, а теперь не найдет ее никогда, и она не скажет того, что все это время в сердце ее зрело и росло. Агна всхлипнула, смотря перед собой, только все расплывалось, плыло сплошной серой массой. «Какая же доверчивая дура!» — разразился внутри гнев.

Агна задышала часто и глубоко, посмотрела наверх, стирая с лица капли дождя и слезы, оглядывая края рытвины, да надежда выбраться из ямы таяла, как мгновения пребывания здесь, с которым уходило и тепло, стремительно, неотвратимо. Агна обдумывала услышанное от Воймирко, и еще больше в голове путаница создавалась. Вот потому знания Когана в тайне такой хранятся от таких, как Домина и Воймирко, чтобы не воспользовались ими со злым умыслом да во вред другим. Только не верилось и одновременно кололо острым холодным шипом, что наставник принял темную сторону. А она верила ему. Верила безоговорочно.

Показалось, будто хруст ветвей. Агна задрала подбородок, смотря сквозь водную пыль, что оседала мелкими крупинками на коже.

— Вытащи меня, Воймирко! Я же ничего не сделала тебе плохого, зачем ты так со мной?!

И снова тишина. Горячие слезы смешивались с ледяными струями, что стали падать с неба крупными каплями. Напрасно она его зовет, он не изменит своего решения. Сколько раз пытался увести ее, да все не выходило, и сейчас последняя возможность у жреца осталась. И он пользуется ей.

Агна опустила взгляд, упрямо дернула подбородком, отказываясь верить всему, что навалилось на нее, пытаясь не думать о том, как стынут ступни и онемели ноги до самых кален. Агна поджала губы, вновь вцепилась в выступы, хватаясь крепко, ногой ступила на камень, подтянулась — выдержали ее вес. Кусая губы, она подтянулась, хватаясь теперь за скользкие коренья — потянулась, сотрясаясь от напряжения. Корень выдернулся — не выдержал, Агна, сорвавшись, полетела, плюхнулась, как куль на дно. Грязная мутная вода окатило лицо, смыкаясь, Агна от неожиданности глотнула воздуха, захлебнувшись.