А потом свет вдруг моргнул и погас.

– Ну и дела, – проговорил вдруг Илья как-то сдавленно.

Вовка дернулась.

– Ты чего?

Илья схватился за голову, неловко покачнулся и осел на колени у самого края кафельного бассейна. Вовка подскочила к нему, чтобы поддержать и заглянула в лицо.

– Наверное, мороженое все-таки есть не стоило, – натянуто улыбнулся он. – Голова что-то совсем… никакая…

Вовка вспомнила: она-то свое мороженое едва лизнула, а вот Илья успел съесть целый шарик.

– Живот болит? Тошнит?

– Нет. Голова…

Он зажмурился, а Вовка посильнее сжала его за руку. Только бы не грохнулся в обморок! Еще чего доброго, упадет прямо на дно этой чаши, а лестниц тут нет – как выбираться? Это если падая, он ничего себе не повредит… Сколько же здесь метров?

Вовка наклонилась над краем бассейна и заглянула вниз. Сердце ее так и сжалось.

На дне чаши в призрачном свете плясали тени. Те самые серо-бурые сгустки, которые она видела сначала в зеркале заброшенного особняка, в поезде, а потом и в саду с кошками. Они вздымались и трепетали, как флажки на ветру, наползали друг на друга и расступались, обнажая проплешины белого кафеля на дне бассейна.

Заметив Вовку, они задвигались быстрее, нервозно заколыхались, будто бы даже запрокинули призрачные головы – хотя голов Вовка на самом деле рассмотреть не могла.

Она отпрянула и вдруг поняла, что зеленые фонари преследуют ее уже давно. Консьержка в Лёлином доме решала свой кроссворд при зеленой лампе, у Феди в квартире горели зеленые лампочки, окна в заброшенном особняке были занавешены зеленым полиэтиленом, в зеленом же свете она увидела одноглазого мальчишку в скверике у своего дома и «костюм» на фоне окна. Как будто этот призрачный, мертвенный свет порождал что-то особое, не видное при обычных обстоятельствах…

А может, все эти люди – консьержка, Света, мальчишка – призраки?..

Только вот в Краснокумске чертовщина творилась без всякой подсветки, и теперь фонари загорелись и потухли, а тени никуда не делись. Или проблема не в городе? Ведь еще в поезде голоса шептали, что зеленые фонари погасли… И в поезде Вовка видела тени – без всяких зеленых лампочек. Но что же поменялось и что это значит?

Солнце утянуло свои последние лучи за ели. Небо за решетками еще светилось закатными красками, но в цеху заметно потемнело.

Вовка глянула на свой телефон – и как это так быстро наступила ночь? – но часы на экране все так же не работали.

– Не нравится мне тут, – прошептала она.

Илья повел плечом, помолчал, а потом буркнул:

– Трусиха ты, Вовка.

Опершись руками об пол, он сидел на коленях и смотрел куда-то вниз, на кафель. Бледность уже как будто прошла, но выражение лица поменялось. Болезненная веселость исчезла.

И правда, а чего она ожидала? Что ее встретят с распростертыми объятиями, напоят чаем, расскажут о призраках, а потом похлопают по плечу, позовут родителей из какой-нибудь подсобки, да и отправят домой?..

Она сжала руки в кулаки.

– Ничего не трусиха, – отозвалась она. – Я же не сказала, что хочу уйти.

– Врешь, – мотнул головой Илья. – И никакая ты не принцесса. Никакая ты не особенная. Самая обычная девчонка.

Вовка оторопела и разжала пальцы.

– Да я вроде на принцессу и не замахивалась, – с вызовом ответила она. – Ты чего?

– Ну как. Все же девчонки мечтают быть принцессами. – Он усмехнулся. – Самыми-самыми. Самыми красивыми, талантливыми, умными. А тебе вообще плевать, как ты выглядишь.

Вовка вспыхнула. Как будто есть у нее время прихорашиваться! С ума бы не сойти от всей этой неразберихи! А она-то подумала, что нравится Илье любой… Может, не такой уж Илья и идеальный?..

– Был у тебя талант, – продолжал он, – а ты его в землю зарыла.

Вовка заерзала. А вот это она и сама прекрасно знала, но как же можно думать о поступлении, когда вокруг творится такое? Но Вовка прекрасно понимала: сбежав с экзамена, она выдохнула с облегчением. Как камень с плеч свалился. Ну кем она станет, закончив эту «культурку»? Школьным учителем музыки? Вот уж мечта так мечта! Нет, таланта она не зарывала – она этот университет дурацкий зарыла, и поделом ему. Когда-то Вовка мечтала стать журналисткой, но мама все твердила, что это для пробивных, а уж пробивной Вовка себя не чувствовала никогда. И опять же: талант этот разнесчастный… А ведь можно же петь по вечерам в шумных, дымных барах – какой-нибудь задумчивый, романтичный джаз, и никуда бы из ее жизни музыка не делась…

– А ум… – говорил Илья. – Думаешь, ты умная? Как собачка на поводке, куда твой Джинн скажет, туда бы и бросилась. Вот напиши он тебе сейчас, что нужно в этот бассейн прыгнуть, – ты бы и пошла прыгать. Правда? Вот будет с такой принц водиться?

Илья медленно поднял голову и уставился на Вовку. Глаза его были черными, как сама тьма. Исчезла его особенная, косая улыбка. Лицо исказила странная, незнакомая насмешка.

Мороженое было ни при чем. С Ильей случилось что-то другое.

Вовка вскочила на ноги и отпрянула.

«Принц»… Так она его полушутя называла в своем дневнике. Ведь Илья и вправду так походил на прекрасного принца из сказки: высокий, широкоплечий, красивый, и влюбляются в него все кто ни попадя, а он вдруг взял – и выбрал Вовку…

Или не выбрал?

– Как раз к пустой луне успели. Как удачно мы с тобой, а? – привставая, хохотнул Илья.

Вовка отступила и, схватившись за лямки отяжелевшего рюкзака, оглянулась.

– К пустой луне? – пискнула она.

На той стороне чаши виднелись такие же темно-зеленые двери, как и те, через которые они сюда вошли. На бетоне виднелся полукруглый след: значит, створку можно будет задвинуть.

– Пустая луна – самое темное время месяца. Новолуние – время тьмы, – ухмыльнулся Илья. – Удобное время, хорошее. Сильное.

Вовка отступила к бассейну.

– Смотри не упади, – посоветовал Илья. – Такие неуклюжие, как ты, не умеют убегать.

Вовка сделала еще один шаг. Зачем ей убегать? Она же хотела найти ответы на вопросы, и вот – пожалуйста. Ее собственный момент истины. Иначе ведь и правда: она – трусиха.

– Ты, кстати, не звонила еще раз своей подруженьке, а, Вовик?

Вовка замерла. Илья стоял, не шевельнувшись. Он только улыбался – чужой, неправильной улыбкой.

«Вовик»… Опять. Ну конечно.

– Ты уверена, что она вернулась домой? То есть в квартиру твоей бабушки? Хотя другого-то дома у тебя больше и нет… – В его голосе звучала издевка. – Наверное, не стоило на той бумажке писать про комбинат. Что, если она рванула за тобой?

Вовка безотчетно замотала головой. Лёля не дура. Она осмотрительная, она перестраховщица. «Рвануть» – это не про нее. Скорее про Вовку, если уж на то пошло.