– Что, если… – проговорил Илья, остановился и заглянул в бассейн.

Вовка поежилась. А вдруг тени начнут вылезать наружу? Она заглянула в чашу вслед за Ильей.

Тени исчезли. Вместо них в потемках на дне чана угадывались две фигуры. И так глубоко, что дух перехватило – что это за колодец такой здесь проделали и зачем?

Вовка подобралась чуть ближе. Конечности у фигур были изогнуты под странными углами, будто это были не люди, а ломаные куклы на шарнирах.

Люди?..

Вовка упала на колени и вцепилась в бортик. Кусок кафеля резанул по пальцу, но она даже не заметила.

Дно бассейна заливала кровь, и Вовка наконец узнала лицо одной из фигур, обращенное вверх. Черная коса растрепалась и лежала поперек Лёлиной груди безжизненной змеей. Рядом синела знакомая футболка. Понять, кто это – Федя или Митя – Вовка уже не смогла.

Она отскочила от чаши, прижав ладони ко рту, и глянула на Илью. Или теперь называть его Джинном?..

– Что ты с ними сделал? – просипела она.

– Я? – удивился Илья. – Я – ничего. Ты же сама видишь, края тут скользкие, заброшенный промышленный объект – нужно же соблюдать осторожность, ну в самом деле!

Вовка замотала головой.

– Я не верю. Мы бы… Я бы их увидела. Услышала.

– А ты и слышала. Помнишь же, тут что-то загрохотало?

Вовка помнила.

– Но они не могли приехать сюда быстрее нас!

– Думаешь? Ехали-то мы небыстро.

И это было правдой.

– Но мы не видели встречных! После поворота – ни одного!

– Нас сто раз могли обогнать и вернуться обратно на трассу.

Вовка притихла. Неужели Лёля и вправду рванула спасать подругу и по неосторожности оступилась в эту бездонную чашу?

– Что тебе нужно?

Вовка сцепила лямки рюкзака на груди. В другое время она бы непременно разревелась. А еще лучше – прижавшись к Илье, потому что это так просто и так сладко – плакать на плече у сильного мужчины. Но теперь не хотелось.

– Ты ведь не Илья, да? – спросила она.

– Ну вот еще, – усмехнулся он. – Конечно, Илья. А кто же еще?

– Так ты и есть Джинн? – прошептала Вовка. – Ты все это время следил за мной, делал вид, что заботишься обо мне, втирался в доверие… А сам посылал мне сообщения. Ты и есть Джинн…

– Ну-ну, не торопись с выводами, – Илья поднял ладонь. – Как же этот Джинн посылал тебе сообщения, когда я был с тобой?

– Откуда я знаю! – воскликнула Вовка. – Это ты мне скажи! Это же ты у нас гений-хакер, который все на свете взломал, и даже Федя со своим «Даркнетом» разобраться не смог!

– Федя, – усмехнулся Илья. – Федя – баклан. Дурачок деревенский. Ничего он не смыслил в таких вещах.

Вовка вдруг разъярилась.

– Ах, баклан? А может, это ты его спихнул в эту чашу?

– Да как я мог-то? – изумился Илья. – Я же с тобой шел. Мы за руки держались. Забыла?

– И целовались, – шепнула, припомнив, Вовка.

– И целовались, – кивнул Илья. – Такой, как ты, мозги отшибить легче легкого. Всего-то… поцелуйчик.

Он скривился. Вовка едва дышала.

– Где мои родители? – прошипела она.

– Родители? – Илья почесал затылок. – А я должен знать?

Вовка потеряла всякое терпение. Она скинула рюкзак, дернула молнию, порылась внутри и выудила цепочку.

– Это ты ее у мамы украл? Как? Когда ты успел? Где она?

Но Илья словно в воздухе растворился. Стоял на бортике бассейна – и исчез.

Вовка бросилась к чаше и заглянула внутрь. Ну не прыгнул же вниз! Но ничего, кроме уже знакомых фигур, на дне она не увидела. Схватившись за бортик, она сглотнула ком в горле и сжала зубы. Думала, опять накатит и захочется плакать – но нет. Глаза были сухие, плечи не дрожали. Только горела внутри злость.

– Хорошая ты подружка, ничего не скажешь, – зашелестело где-то в пространстве, и Вовка обернулась. – Не уберегла свою Лёлю, и брата ее тоже не уберегла. Говорили же тебе – держаться от них подальше…

Никого. Ни Ильи, ни тени.

– Ты же не присылал мне сообщений! Я думала, что это уже не важно! – закричала она в пустоту.

Но ответа не было.

Неужели это она виновата, и нужно было, нужно было слушать Джинна от начала и до конца?..

Вовка дернулась, отползая от злосчастной чаши. Обернулась и увидела мальчишку.

Того самого одноглазого мальчонку.

– Слава? – пролепетала она.

Он снова был одет в шорты и бледно-желтую, немодную рубашонку. Только теперь Вовка поняла, что эта одежда была совсем из других времен, потому-то мальчишка и выглядел так странно. Это если не считать бинтовой повязки, конечно…

Мальчик наклонил голову вбок, разглядывая Вовку получше, и протянул ей ладошку.

– Ты настоящий? – шепнула Вовка.

Она вытянула руку и коснулась пальцев. Теплая, живая кожа.

– Ты ведь Слава, да? Мой брат?

Мальчишка кивнул, и Вовка выдохнула. Значит, все правда: когда в заброшенном особняке она спросила про сестру, а он закивал, имел он в виду вовсе не Риту, а Вовку.

– Но как? Откуда ты появился? Как это возможно?

Слава тихонько потянул ее за руку, и Вовка встала. Намотала мамину цепочку на запястье, закинула рюкзак за плечи и двинулась за братом.

– Куда ты меня ведешь? Как ты тут оказался?

Но мальчишка не отвечал. Вовка только сжимала украдкой его пальчики и дивилась: как же, как же так получилось, что вот она, прикасается к нему, к собственному брату, который должен был давно умереть, а он – вот он, живехонький?

Они отошли от чана, пересекли полоску темноты и выбрались к дверям, которые Вовка заметила еще раньше. Слава кивнул, подзывая Вовку заглянуть внутрь. Она послушалась. Шагнула к щели, толкнула створку и далеко впереди увидела голубоватые всполохи, будто бы от телевизора. Да откуда ему здесь взяться?

Она обернулась, собираясь спросить у Славы, куда ей идти, но тот уже пропал. Вовка еще чувствовала тепло от его пальцев в своей ладони.

Она протиснулась меж дверей и вышла в следующий цех. Он был чуть поменьше предыдущего, и кафельные чаны здесь отсутствовали. Только машины, бесчисленные аппараты – вернее, их скелеты, обглоданные останки. В высоких окнах, забранных решеткой, темнело небо. Черное, беспросветное, бесконечное.

Пустая луна…

Вовка заторопилась и двинулась на свет. В глубине зала, за металлической колонной, мелькал экран телевизора. Это был старенький, громоздкий аппарат, водруженный на гигантскую деревянную катушку для проводов. Напротив высились два кресла: поменьше и побольше, драные, гнилые, потертые. А над спинками – округлые очертания голов.