Генри не слушал жену. Он сидел на кровати, обхватив ладонями свою седеющую голову, и произнес лишь одно:

– Есть что-то, что я упустил… должно быть… должно…

Рассвет следующего дня был тусклым и хмурым. Как и предсказывал Спецци, снег не пошел, но небо словно набухло, и было лишь вопросом нескольких часов, чтобы огромные тяжелые тучи извергли бремя из своих чрев, окутав ландшафт туманной белизной.

Генри проснулся рано и разбудил Эмми.

– Дорогая, можешь кое-что для меня сделать? – спросил он.

– Что именно? – сонно поинтересовалась она.

– Встань, спустись в деревню, как только включат подъемник, и постарайся успеть на поезд в девять сорок до Имменфельда.

– До Имменфельда? – Взъерошенная и удивленная Эмми села в постели. – Зачем?

– Я хочу, чтобы ты попыталась узнать, что делал там Роджер в день убийства Хозера.

– Роджер? Но ведь он катался на лыжах с полковником…

– Полковник сказал, – вставил Генри, – что после ленча он осваивал местные спуски, пока Роджер ходил по магазинам. В Имменфельде не так уж много англичан, так что, если повезет, его вспомнят. Я хочу знать, что он делал, что купил и с кем разговаривал. И есть ли какой-нибудь значительный промежуток времени, на протяжении которого он вообще выпал из поля зрения.

– Ладно. – Эмми встала с постели и потянулась. – Не вижу в этом особого смысла, но для тебя – все что пожелаешь.

Они рано позавтракали, и Эмми отправилась к подъемнику, договорившись встретиться с Генри в «Олимпии» в половине первого.

Тем временем инспектор поднялся на верхний этаж и постучал в дверь Труди Книпфер.

– Войдите! – крикнула она. Девушка стояла перед зеркалом в лыжном костюме и закручивала свои толстые светлые косы в уродливые крендели над ушами. Увидев Генри, она смутилась. – О, это вы. Не вернете ли мой дневник?

– Боюсь, пока нет, – сказал Тиббет. – Он у итальянской полиции.

– Они не имеют права держать его у себя, – холодно произнесла Труди. – Я поговорю с капитаном. Ну а вы зачем пришли?

– Просто перекинуться с вами словечком, пока вы не ушли кататься на лыжах, если вы не возражаете, фройляйн.

– Давайте, – сказала Труди и снова занялась волосами.

– Должно быть, вы слышали, что вчера убили Марио.

– Мне сказали, что он умер, – равнодушно констатировала девушка.

– Эти две смерти – Хозера и Марио – связаны между собой, – продолжил Генри.

– Разумеется, – коротко произнесла Труди голосом, искаженным от обилия шпилек, зажатых между губ. Она извлекала их одну за другой и злобно втыкала в косы.

– Похоже, известие о смерти Марио не очень вас удивило, – продолжал инспектор.

Труди мрачным взглядом встретила взгляд Генри в зеркале.

– А вас? – спросила она.

– Очень, – ответил Тиббет. – Видите ли, старик хотел поговорить со мной вчера вечером.

– Да, Герда нам это сказала. Но, полагаю, ему не возбранялось передумать. Вероятно, он запаниковал.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, насколько я понимаю, он уже спускался на подъемнике, когда… когда умер. Так что, скорее всего, к тому времени он уже решил не встречаться с вами.

– Фройляйн Книпфер, – после небольшой паузы очень серьезно произнес Генри, – я уверен, вы знаете, кто убил Фрица Хозера.

Труди развернулась и посмотрела на него в упор.

– А вы знаете? – дерзко спросила она.

– Да, – ответил Тиббет. – Думаю, что знаю.

– Тогда вам не требуется ни моя, ни чья бы то иная помощь.

– Как вы считаете, – настаивал Генри, – может тот же самый человек быть ответственен и за вторую смерть?

– Но это очевидно, разве нет? – сказала Труди. – А теперь прошу меня извинить. Мне пора завтракать, иначе я опоздаю на урок.

В дверях она задержалась и сказала:

– Извините, герр Тиббет, но я удивлена, что с таким блестящим детективом, как вы, дело все еще не раскрыто.

Выдав намеренное оскорбление, девушка вышла из комнаты.

Генри медленно и задумчиво спустился вниз и нашел Россати в его кабинете.

– Я хочу знать, синьор Россати, – сказал он, – что вы делали вчера вечером между четвертью шестого и без четверти шесть.

– Я? Это не секрет, синьор Тиббет. Я был здесь, писал кое-какие письма. Дверь была открыта, меня все должны были видеть.

– Кого вы подразумеваете под словом «все»?

– Синьора Джимми и двух молодых леди. И еще Книпферов.

– Где они находились?

– В баре, пили чай, – ответил владелец отеля. – Первыми вошли трое Книпферов… вскоре после четверти шестого. Затем, приблизительно в половине шестого, спустился синьор Джимми с двумя молодыми дамами. Они тоже вошли в бар.

– Спасибо, – поблагодарил Генри и отправился на поиски Анны, которая подтвердила, что подавала чай Книпферам и троим англичанам. Потом инспектор переговорил с герром Книпфером, который сидел с женой на террасе.

– Конечно, все так и было, – подтвердил тот. – Мы все вшестером были в баре.

– Кто-нибудь выходил оттуда? – спросил Генри.

– Разумеется, нет. Мы все еще находились там, когда явился капитан Спецци и подверг нас обыску.

«Ну вот, кажется, и все», – подумал инспектор.

Он поднялся к себе, чтобы надеть анорак, и заметил на туалетном столике коробку шоколада, которую Пьетро принес для Марии Пиа. В суматохе предыдущего вечера он совсем забыл о ней.

Взяв коробку, он спустился на второй этаж и постучал в дверь баронессы.

– Смотрите, Генри, – приветствовала она его. – Я уже встаю.

Баронесса действительно больше не лежала в постели, а сидела в кресле у окна; ее закованная в гипс нога неуклюже торчала из-под оборок лимонно-желтого пеньюара.

– Я рада, что вы пришли меня навестить, – сказала она. – Герман отправился погулять, дети катаются на лыжах, а я из-за этого снегопада чувствую себя очень грустной и одинокой.

Тиббет выглянул из окна. Снег падал мелкими тусклыми хлопьями, и все вокруг казалось унылым и непривлекательным.

– Я кое-что принес, это должно вас взбодрить, – сказал Генри. – Подарок. – И протянул ей коробку шоколада.

– О, Генри, не стоило…

– Не от меня, к сожалению, – прервал ее инспектор. – Это от Пьетро. С добрыми пожеланиями и сочувствием от всей деревни. Он сам хотел вас навестить вчера, но ему не позволили.

– О, бедный Пьетро… Генри, я ужасная женщина, эгоистка. Я так обрадовалась тому, что с Франко сняты все подозрения… – Она с волнением посмотрела ему прямо в глаза. – Они ведь сняты, да? Почему его не выпускают?