– Давай вперед, – скомандовав, полковник Раус запрыгнул в раскрытую заднюю дверь бронетранспортера, и тот, лязгая гусеницами, пополз вперед. Вокруг все было задымлено, гремели взрывы снарядов, мин и гранат, велась суматошная стрельба. В таком аду сам черт не разберется, и такую крепкую оборону у русских немцы еще не встречали.

Все началось перед рассветом, совсем не так, как на то рассчитывало германское командование. Русская артиллерия шквальным огнем накрыла 1-ю панцер-дивизию, выдвинувшуюся на исходные для наступления позиции. Многострадальным частям генерала Кирхнера, пострадавшим в боях 5 июля, снова досталось, и крепко. Зато избежавшей превентивного удара красных, немало поразившего этим офицеров Генштаба, панцер-дивизии Ландграфа удалось вклиниться на стыке двух русских корпусов. Вот только пробивать себе дорогу вперед пришлось больше десяти часов – такого ожесточенного сопротивления русских никто не ожидал.

Русскому солдату нельзя отказать в мужестве и доблести. В Литве тяжелый танк с шестидюймовой гаубицей в высокой башне перекрыл собой единственную дорогу, по которой шло обеспечение боевой группы Рауса. И на целые сутки остановил наступление – выдвинувшиеся вперед танки и автомобили оказались без топлива, подвоз которого был прекращен. Первую попытку уничтожить русского монстра предприняли артиллеристы, выведя на прямую наводку два самых мощных противотанковых орудия калибра 50 мм: немцы уже убедились, что снаряды 37-мм пушчонки просто отлетают от брони, отчего сразу прозвали ее «колотушкой» – принятым в немецких домах молотком, которым вместо звонка колотят в дверь, вызывая хозяев. Но и тут все поразились: пушки стреляли всего со ста метров, но снаряды высекли только искры из брони. Ответным огнем русские танкисты уничтожили оба орудия, разметав расчеты.

Вторая попытка была предпринята вечером, когда удалось заполучить знаменитую «ахт-ахт» – зенитную пушку калибра 88 мм, которая, как все уже убедились, прошивала русских 50-тонных монстров. Вот только танкисты опередили – танк выстрелил чуть раньше и поразил большую пушку, расчет которой не успел приготовить ее к стрельбе. Лишь с третьей попытки, когда ночью к КВ‑2 подобрались саперы с ящиком тротила, танк удалось взорвать вместе с экипажем, который отказался сдаваться в плен.

Вот и сейчас почти не было взято пленных, а те, которые и попали, или ранены, или контужены, не в силах продолжать сопротивление. Вообще это было кошмарное наступление. Русские впервые стали минировать дороги мощными фугасами в деревянных ящиках – саперы прокляли все на свете, их миноискатели никак не могли обнаружить эти «адские машины». Конечно, подорванные танки с трудом отбуксировали в тыл для ремонта, но были и такие Pz‑35(th), что сгорали вместе с экипажами – тонкая броня днища нередко проламывалась мощным взрывом.

Но мины еще полбеды – надолбы из обычных толстых бревен тоже притормозили движение, приходилось подрывать их, и саперы гибли под русскими пулеметами, которые оказывались прекрасно замаскированными. Если бы не великолепная работа «штукас», что тут же вылетали по первой радиограмме и очень точно бомбили цели, то продвижение вперед было бы застопорено, если не прекратилось.

Раус мог сказать только одно – это были совсем не те русские солдаты, что воевали против в Прибалтике. Возможно, 41-й корпус укомплектовали специально отобранными фанатиками, для которых смерть не страшна ввиду их скудоумия и непонимания ценности жизни?!

Одно обстоятельство вызывало настороженность – огневую позицию русской батареи полковник Раус осмотрел лично и поразился. Нет, матчасть была старой, гаубицы в 122 мм еще прошлой войны системы, лишь немного модернизированные. Каждое орудие в глубоком капонире, пустые снарядные ящики в двух отрытых погребах с толстыми перекрытиями, везде прорыты ходы сообщений, повсюду лежат обрывки телефонных проводов, капитально обустроенный командный пункт батареи, сооруженный по канонам полевой фортификации. И везде лежат трупы русских канониров – они сражалась до последнего снаряда и патрона, что было непривычно.

Мысль о том, что большевикам удалось быстро закрепиться, резанула болью. Если красные оставят свои бесполезные и бесконечные по глупости контратаки, то германским солдатам придется буквально прогрызать каждый метр вперед с большими потерями. Наступление застопорится, таких потерь просто не восполнить. Одно обстоятельство его стало сильно беспокоить – большевикам удалось ликвидировать кризис управления, у них появилось твердое командование, и, что самое плохое, весьма квалифицированное. В эфире постоянные доклады и команды, причем по цифровым кодировочным таблицам, видно, в советских полках ответственные за это офицеры, которых странно именовали ПНШ‑6, стали более опытными или их просто заменили на более умелых специалистов.

Засады, ловушки, минирование, противотанковые надолбы и сварные железные «колючки», множество ДЗОТов и ДОТов, разветвленная сеть окопов, капониров, ячеек и траншей, великолепная маскировка стрелковых и огневых позиций – данный перечень становился очень и очень длинным, опасным. И поневоле вызывал растущие в душе сомнения в благополучности прорыва через «линию Сталина», которая оказалась чересчур мощной на этом весьма протяженном участке фронта…

Из-за пелены дыма появился на вид крепкий деревянный мост через довольно широкую реку. Бронетранспортер проехал по нему, по борту часто стучали пули – русские пулеметчики не давали пехоте переходить по мосту на тот берег. На пригорке небольшая деревушка, несколько домов уже горят, стоят скирды прошлогодней соломы. За ними виднеется дорога с подбитыми русскими танками, вроде знакомые американские «Кристи» или БТ, как их называют сами большевики. Прохода вперед для немецких танков нет, пока эта преграда не будет растаскана по сторонам, а потому автомашины, рота «Ганомагов» и два десятка «Шкод» стоят в глубокой лощине, что спускается к реке. Укрытие хорошее, но требуется сменить с расширением плацдарма – если большевики накроют гаубицами или тяжелыми минометами, потери там неизбежны, и значительные.

Полковник огляделся по сторонам – возможности маневра по флангам практически исключены, бронетехника бесполезна. Русские вырубили лес, что подступал к проселку, небрежно покидав вдоль обочины груды стволов и обрубленных сучьев. Там, за этими нехитрыми укрытиями, лежали фузилеры, ведущие с большевиками ожесточенную перестрелку. Раус нахмурился – плацдарм очень небольшой по размеру, у него танковый и два мотопехотных батальона, рота стрелков на БТР, саперы, дивизион артиллерии. Лощина и небольшой овраг подходят для сосредоточения, но ночью нужно расширять плацдарм, освободить путь от вражеских танков и рваться дальше, благо большевики, судя по всему, не ожидали столь быстрого появления здесь германских солдат…

Командир 41-го стрелкового корпуса генерал-майор Гловацкий Ново-Псковский УР

– Дышать здесь скоро будет трудненько. – Гловацкий в гримасе собрал морщинами лицо. Действительно, от бомбежек и обстрелов загорелись сухие от жаркого лета перелески, ощутимо несло гарью, серый дым заволакивал небо. А это, как ни бери, было во благо: вездесущие «лаптежники» уже не резвились в воздухе, высыпая бомбы с неимоверной точностью на любую цель, будь то даже одиночная машина или человек.