них в гостях, ибо они все были из местных. Жены и дети рабочих тоже работали на меня, занимаясь садом. Так что этим мужикам я доверял, как себе, и оплачивал их труды вполне достойно, последнее при моем богатстве я мог себе позволить.

Что же до бани, то огромные суммы были потрачены на стройматериалы. Тот же сибирский кедр по весу стоил буквально дороже золота, осина, конечно, была подешевле, но тоже отнюдь не по цене пластика...

Алёнка мне весь мозг выела, когда я решил построить эту баню. Жена грозилась, что после постройки бани нам будет реально нечего жрать. Но у меня на это был железобетонный контраргумент — я хочу баню. И именно такую, самую крутую в всей Ингрии, а может и во всей Европе. А опасения жены по поводу голода были совершенно беспочвенны — мое поместье занимало площадь в пару гектар. И здесь у меня росли и картоха, и овес, и огурцы, и капуста, и лук, не говоря уже о многочисленных плодовых деревьях — от яблонь до вишен.

Кроме того, моя рыболовецкая компания приносила мне стабильный миллион рублей в месяц. Цены сейчас, конечно, выросли, в стране бушевала инфляция, но миллион все равно был суммой достойной. У меня было шестнадцать рыболовецких лодок, правда в последний месяц мне пришлось изменить условия найма рыбаков в худшую для меня сторону — мои рыбаки сбились в профсоюз и стали качать права. А рыбаки, у которых имелись собственные лодки, тем временем щемили меня на Ладоге и даже регулярно вторгались в мои воды. Если так пойдет и дальше — то на Ладожском озере скоро начнется натуральная осетровая война. Рыбаки-частники уже потихоньку поговаривали, что пора бы всем собраться и прогнать мой Нагибинский картель...

Но я был предельно спокоен. Я собирался добазариться с частниками в ближайшее же время и решить вопрос миром, а если начнется война за рыбу, и если я проиграю в ней — то в крайнем случае могу и сам сесть в лодку и начать ловить осетра. По крайней мере, вот голодная смерть моей семье точно не грозит, что бы там не болтала Алёнка.

Это уже не говоря о том, что мне до сих пор падали доходы с моей автобиографии «Крокодил: Последний Рюрикович», которая была переведена почти на все языки мира и отлично продавалась. А если станет совсем паршиво — то я всегда мог просто начать вести стримы в интернете, благо, моя популярность была такой, что я легко мог собрать миллион рублей за час стриминга.

Тупо сяду в своей новой бане, налью себе кваса и буду рассказывать байки про Крокодила и Либератора, прям в простыне, прям в перерывах между походами в парилку — и будет отличный душевный стрим, и донаты польются рекой. Народ такое во все времена обожает. Главное, чтобы стример умел красиво болтать и был бы харизматичным, а еще чтобы у него было полно удивительных историй — как раз мой случай...

— Ого, какие большие! — звонкий детский голосок прервал мои размышления.

Мой средний сын Всеслав пришел поглядеть на баню, а его удивление относилось к сибирским кедрам. Оно и понятно — таких громадных стволов мальчик ни разу в жизни еще не видел.

В окрестностях моего поместья росли только редкие березки, возвышавшиеся местами за забором. И с деревьями в мире все еще была напряженка. Лес, конечно, больше не жрали магократы, потому что и не было никаких магократов — магия ушла из мира пять лет назад. Но лес — это не то, что можно было восстановить за пару лет. Даже не смотря на тот факт, что почти все страны мира ввели жесткое природоохранное законодательство. Кроме того, отдельные мудаки, вроде меня, все еще пускали древесину на бани...

— Это сибирские, — ответил я сыну, потрепав Всеслава по головке.

— Вражеские? — азартно поинтересовался Всеслав.

Всеслав пошел в свою маму, в свои пять лет он уже был пухленьким.

— Почему вражеские?

— Твои телохранители сказали, папа, — признался Всеслав, ткнув пальчиком куда-то в сторону ворот.

На воротах у меня и правда торчали телохранители c автоматами, набранные из бывших финских бандитов и не менее бывших офицеров Охранного Отделения. Еще десяток человек даже постоянно патрулировали периметр моих немалых владений...

Ну а что поделать? Я был человеком, лишившим мир магии. И слишком многие желали мне смерти, до сих пор, хотя прошло уже пять лет.

— Больше слушай этих болтунов, — хохотнул я, — Им просто делать нехрен. Вот и чешут языками...

— Они говорят, будет война между нами и Сибирью! — не унимался Всеслав, — Говорят, сибиряки украли наш Дубравинский лес! Папа, ты пойдешь воевать за наш Дубравинский лес?

Дубравинский лес был огромным лесным массивом, к северу от Вологды, и стоил этот лес чуть меньше триллиона рублей, по новым ценам. Это был древний заповедник, раньше принадлежавший клану Дубравиных, а ныне захваченный какими-то сибирскими нуворишами, происходившими из купеческого сословия.

— Не-а, — честно признался я сыну, — Если я пойду воевать — меня вероятно завалят, и не будет тогда у тебя папки. А Дубравинский лес мне ни к чему. Мне бревен под баню и так хватило, как видишь. А финнам на воротах так и передай — если они и дальше будут болтать при моем сыне, пересказывая Булановскую пропаганду — то потеряют работу. Ублюдки совсем берега попутали. Мало того, что они жрут за моим столом и получают хорошее жалование — так еще несут пургу от безделья. Вот хрен они попарятся в моей баньке...

— Саш, не ругайся при сыне!

Ко мне уже шла моя вторая жена — Аня, в девичестве — Чумновская.

Не в меру любопытный Всеслав был как раз её сыном. А третьего ребенка, мою младшенькую дочку, Чумновская несла на руках. Девочке Маше был всего годик, дочку я назвал в честь понятно кого.

И за эти пять лет я ни разу не пожалел, что женился на Чумновской.

Женился вторым браком, да. При первой живой жене — Алёнке.

Честно говоря, я и сам не знал, какая муха меня куснула пять лет. То ли желание владеть гаремом плескалось в моей крови и было изначально заложено в моем генетическом коде, то ли я просто решил, что Чумновская будет отличной мамой для моих детей. В отличие от моей первой жены Алёны.

И с этим я, в любом случае, не просчитался.