радикалов забор. И я не мог ей отказать, все же знают, что я тот еще подкаблучник.

Я расхохотался, как и Словенов. А вот Чуйкин свирепо произнес:

— Да помилует Бог твою жену, Нагибин. Как она?

— Ну а как может быть Алёнка? — ответил я, — В порядке, конечно. Но только встречать вас она не выйдет, даже не надейтесь. А вот моя вторая жена Аня накрывает сейчас на стол. И я вижу, что вы еще кое-кого мне привезли...

Президент Ингрии и глава Консервативной партии Михаил Багатур-Буланов уже вылез из машины и теперь смиренно ждал, когда я обращу на него внимание.

Михаил, как и всегда, выглядел безупречно — дорогой серый костюм, аккуратно подстриженные щегольские усы, настоящий красавец...

— Ну и чё? — я поглядел прямо на Михаила, но руки ему не подал, — Я вроде вас не звал, господин президент.

— Знаю. Но я решил вас проведать, — Михаил отвесил мне легкий поклон, — Хоть вы меня и не приглашали. Однако я решил, что это будет отличным сюрпризом, все же не к каждому фермеру приезжает сам президент...

— Короче, — перебил я, — Какого лешего вам надо?

Михаил неожиданно бросил стремительный и многозначительный взгляд на Таню.

Таня тяжко набрала в грудь воздуха, будто собиралась орать или петь оперную арию, но вместо этого осторожно произнесла:

— Саш... Господин президент хотел бы обсудить с тобой перспективы войны. С Сибирской республикой. Как тебе наверняка известно, они незаконно захватили Дубравинский лес, хотя Петербургские соглашения однозначно передавали этот лес нам...

— ЧТО?

Я ушам своим не верил.

Я уставился на Таню, как будто моя сестра вдруг превратилась в Либератора, прямо на моих глазах.

Вот такого я точно не ожидал. Моя сестрица снюхалась с ублюдком Михаилом, который хотел начать совершенно бессмысленную и идиотскую войну. Подумать только...

Таня смущенно потупила глазки, на миг повисло молчание.

А нарушил его бас Словенова, который первым догадался и ткнул пальцем в Михаила:

— Это чой-то у вас на руке, господин президент? Помолвочное кольцо?

Я пригляделся и действительно узрел на пальце у Михаила серебряное кольцо, испещренное текстами молитв.

И на пальчике у Тани было точно такое же кольцо...

— ТВОЮ МАТЬ.

— Ну да, — Таня подняла руку с кольцом и помахала ей в воздухе, — Мы помолвлены, братик. А завтра поженимся. И я стану Булановой.

— Я пришел просить вас, как Старшего клана, отдать мне в жены вашу сестру... — чопорно начал Михаил.

Но я, само собой, перебил:

— Как Старший клана, могу лишь предложить вам залупу на воротник, господин президент. И хуёв в панаму еще. И еще советую убираться отсюда. Желательно побыстрее, пока я не дал приказа моим людям стрелять.

Я обвел рукой поля вокруг:

— Вот это всё моя земля. И вы находитесь на ней незаконно. Так что имею право вас расстрелять к лешему. У нас же правовое государство, так? И я сейчас в своем праве. А вот запретить вам взять в жены мою сбрендившую сестрицу я никак не могу, увы. Имперское законодательство о браке у нас тоже отменено, как вы знаете, так что девушки теперь могут выходить замуж без разрешения Старшего клана. Поэтому если хотите — хоть обженитесь. Главное — делайте это подальше отсюда.

— Саш! — Таня надулась и покраснела, явно от гнева, а не от стыда.

Словенов в очередной раз басовито расхохотался, явно забавляясь ситуацией.

Охранники Михаила уже стали расчехлять стволы, но Михаил просто махнул им рукой, чтобы не дергались.

— Я рассчитывал на конструктивный разговор, — холодно произнес Михаил.

— Ага, я тоже люблю конструктивные разговоры, — ответил я, — Вот только не с вами, господин президент. Не считайте меня идиотом, пожалуйста. Я отлично знаю, зачем вы приперлись. И зачем обольстили мою сестричку тоже. О, это вы всегда умели — быть очаровательным для дам... Вот только я вижу вас насквозь. Вы планируете развязать войну с Сибирской республикой, чисто ради вашего поганого Дубравинского леса, и пролить водопады русской крови. Вот только это путь в никуда. Вы хотите, как во Франции что ли?

В бывшей Французской Империи до сих пор шли тяжелые войны за имперское наследие. Американские колонии отделились от Парижа, Южная Америка в свою очередь отделилась от Северной, а от Южной Америки отделилась Амазония, а от Амазонии отделился Инка... Впрочем, последний воевал уже пять лет, он начал этим заниматься еще до отключения магии, когда все Империи на Земле развалились.

Вот только Франция развалилась, погрязнув в войнах, а в России всё прошло мирно — здесь либеральные масоны, как самые богатые и наименее зависевшие от магической мощи, просто собрались в Питере и поделили страну.

Ингрия досталась Меченосцеву, но его Либеральная партия проиграла последние выборы, после чего к власти и пришёл Михаил Буланов, который немедленно стал бряцать оружием, грозить президенту Сибири Буранову и заодно премьеру Московской Республики Громовищину...

— Послушайте... — осторожно произнес Михаил, — Вам отлично известно, что Сибирская Республика первой развязала вражду. Я устал от их провокаций, взять хотя бы тот арест партии нефти, которую мы в везли в Дальневосточную Республику... Буранов первым начал беспредел.

— Да мне насрать, — я тяжко вздохнул, — Вы вот что поймите, господин президент. Вы приехали сюда, чтобы Крокодил поддержал вас в войне за Вологодские леса? Этого не будет. Никогда. И да будет вам известно, что я на прошлых выборах вообще голосовал за Меченосцева, а не за вас. Ваша партия — дерьмо собачье. Ваши попытки сохранить привилегии АРИСТО, когда вы все остались без магии — это мертвому припарки, бессмыслица. Просто примите новую реальность. Россия теперь распалась на семнадцать республик. А магократии больше нет. И вы — отнюдь не Павел Вечный. Вы Павел Стальной, максимум.

Да и то, у Стального хотя бы магия была. Так что если хотите моего совета — выкиньте все это из головы. Я НИКОГДА не поддержу вашу войну. А если будете дергаться в сторону Сибирской республики — что ж... Тогда я открыто поддержу Буранова. И вы вряд ли совладаете с авторитетом КРОКОДИЛА, стоит мне только сказать слово в интернете — и народ вас вытащит из президентского дворца и там же во дворе растерзает.

Ибо слово Крокодила — самое весомое в мире. Меня помнят. И уважают. Ну или презирают и боятся, как вы. Но это в конечном счете меня устраивает.