манипул. И под злыми взглядами римлян стали уезжать в тыл вражеской армии. При этом пехота противника оперативно расступилась, пропуская их через себя, а затем сомкнула свои ряды.

Наконец-то римляне приблизились настолько близко, что до них могли достать селевкидские арбалетчики. Услышав команду своего сержанта, Формион вскинул заряженный арбалет и навел его на плотный строй ближайшей манипулы римских гастатов. После чего нажал на пусковую скобу, посылая тяжелый металлический болт в сторону противника. Его товарищи, стоявшие рядом, сделали то же самое. И теперь в сторону римлян устремились тысячи оперенных смертей. Попадания арбалетных болтов были хорошо видны. То тут, то там в ровных рядах римских щитов начали возникать многочисленные бреши. С двухсот пятидесяти метров примерно треть арбалетных болтов смогли пробить тяжелые римские скутумы. Кроме того, манипулы гастатов, шедшие в первой линии римского строя, были уже сильно потрепаны предыдущим обстрелом со стороны конных лучников и карабаллист. И по мере приближения они начали нести все большие потери от арбалетного огня. Чем ближе была цель к стрелку с арбалетом, тем больше была пробивная мощь арбалетных болтов.

Но Формиону некогда было задумываться о таких тонкостях. Разрядив арбалет в сторону противника, он отработанным на долгих тренировках движением передал его назад бойцу тыловой линии. И забрал у него другой арбалет. Уже заряженный. Быстро прицелившись, он выстрелил. А затем, отдав разряженный арбалет, принял другой. Тоже заряженный. Он действовал как заведенный. Стрелял, передавал назад пустой арбалет, принимал заряженный. Опять стрелял. И так без перерыва.

И такой он был тут не один. Вся первая линия селевкидских арбалетчиков вела себя точно так же. Они также передавали назад после выстрела свои арбалеты, получая взамен заряженные. Отстрелявшиеся арбалеты заряжали бойцы задней линии, а затем передавали вперед. Эта любопытная тактика позволяла арбалетчикам вести непрерывный обстрел наступающего противника и была хорошо отработана на многочисленных тренировках. Царь Александр называл ее непонятным для окружающих словом «конвейер». А сами арбалетчики прозвали ее «бешеной перезарядкой».

И вот сейчас приближающиеся манипулы римских гастатов быстро таяли под ливнем арбалетных болтов. Прилетало и стоявшим позади них принципам и триариям. Но гастатов, находившихся впереди, арбалетный обстрел буквально выкашивал. И не надо забывать о конных лучниках, которые увлеченно и методично обстреливали римскую пехоту с флангов. Вскоре линия гастатов была полностью уничтожена, и селевкидские арбалетчики переключились на принципов, которые к этому моменту тоже понесли серьезные потери. Любая другая армия уже металась бы в панике. Но только не римляне. Они все так же с каким-то самоубийственным фатализмом шли вперед под этим смертоносным дождем. И при этом старались еще держать ровный и красивый строй. А Формион с каким-то остервенением наводил на них арбалет. И стрелял, стрелял, стрелял… А эти гады подходили все ближе и ближе. Похоже, что они не остановятся. Видимо, придется в этот раз арбалетчикам поучаствовать и в рукопашной схватке. Конечно, Формион умел неплохо обращаться с мечом и щитом. Но в реальном бою с живыми врагами в рукопашную он еще ни разу не дрался. Не довелось как-то. И сейчас, похоже, будет первый раз.

А римляне были уже близко. Настолько близко, что арбалетные болты прошивали римские щиты и доспехи как бумагу, пролетая насквозь. Через пелену накатывающего боевого транса Формион услышал командный рев своего командира. Повинуясь вбитым на уровне подкорки инстинктам, он, звеня кольчугой, передал назад разряженный арбалет. Отработанным на долгих тренировках движением подхватил висящий за спиной щит и вытащил из ножен на поясе короткий меч. А затем замер, прикрывшись щитом. Мимо него протиснулись вооруженные копьями воины с большими щитами, которые заняли позицию в первом ряду, прикрыв собой арбалетчиков. По штату в стрелковом полку селевкидской армии на три тысячи арбалетчиков приходилась одна тысяча копейщиков. И вот сейчас они, повинуясь командам своих сержантов, выдвинулись вперед, чтобы принять на себя первый и самый сильный натиск римской пехоты.

Внезапно сержант, стоявший рядом, пролаял команду. И Формион быстро поднял щит, прикрываясь от роя пилумов, летящих со стороны римлян. Эти тяжелые дротики были довольно опасным оружием. Длина пилума составляла полтора-два метра, из которых сантиметров шестьдесят-семьдесят приходилось на длинный и тонкий наконечник из мягкого железа. Даже кольчуга могла не защитить своего носителя от такого вот метательного снаряда. А уж если пилум попадал в щит, то застревал там намертво. И вытащить его было очень сложно при этом.

Торчавший из щита длинный и тяжелый дротик создавал большие неудобства для щитоносца. Кроме того, при переходе к ближнему бою римский легионер мог, наступив ногой на древко торчащего пилума, оттянуть щит врага вниз, открыв тем самым брешь для нанесения удара мечом или копьем. В общем, очень неприятное оружие этот пилум.

Хвала богам! Но в щит Формиона ни один вражеский пилум не попал. Все же вооруженных пилумами принципов у римлян осталось не так уж и много. А у триариев вместо пилума на вооружении были только обычные трехметровые копья, которые, конечно, никто не метал в противника.

Но ничего этого Формион не знал. Сейчас он отчаянно напрягал все силы, чтобы сдержать натиск римского принципа, который давил своим щитом в щит Формиона, пытаясь его опрокинуть и пронзить своим коротким мечом-гладиусом. Селевкидский копейщик, стоявший до этого впереди, уже был убит, и убивший его римлянин теперь пытался прикончить Формиона.

Страха не было. Был какой-то боевой азарт и полная сосредоточенность. Формион вспомнил все свои изнурительные тренировки. Там их учили, что надо делать в такой ситуации. Очень хорошо учили. Поэтому сейчас он действовал как на тренировке. Принял удар вражеского щита на свой щит, немного присев и умело самортизировав первый натиск римлянина своей левой рукой и левым коленом. Потом резко шагнул назад, заставив римского принципа прогнуться вперед и слегка опустить щит от неожиданности. И тут же правая рука Формиона нанесла коварный удар сверху. Прямо над римским щитом. Зажатый в ней меч с чавканьем вошел в незащищенную доспехом шею римлянина. Противник раскрылся на какое-то мгновение, и Формиону этого хватило, чтобы убить его одним быстрым колющим ударом. Но место убитого римлянина занял уже другой противник, в своем стандартном римском шлеме и доспехе похожий на предыдущего как брат-близнец.

А потом Формиона подхватила и понесла кровавая круговерть ближнего боя. Он колол, рубил, парировал, давил и бил врага своим щитом. Убивал, убивал, убивал… Кровь? Ею Формион был покрыт с ног до головы. Правда, в горячке боя ему на это было наплевать. Он даже не знал, чья это кровь. Своя или вражеская. Несколько раз ему прилетало. Но прочная кольчуга выдержала вроде бы. Никаких серьезных травм и ранений Формион