Вошла Ляля, и Ирина против воли залюбовалась ею. Нежная, стройная, красивая, тихая.

— Сядьте, — приказала ей Ирина. И сразу без переходов сказала: — Я уже знаю, что вы спали с моим мужем. Мне плевать! Увольнять я вас не собираюсь, не тряситесь.

Ляля и правда тряслась, рабочий халатик на ее коленях подрагивал.

— Мне просто надо знать… Правду. Что вам известно обо всем? Как все это могло случиться с моим мужем? Он же не убийца, вы понимаете? Поэтому мне надо знать все. Говорите!

— Что именно? — отозвалась тихим голосом Ляля.

— Все!

— Я сама так виновата перед Игорем Васильевичем! Знаете, за что меня уволили?

— Нет.

— За то, что я сказала в полиции, что думаю, что это он убил Свету. Света уверяла меня, что Наталья Павловна жива. Рассказывала об их внезапной встрече на стоянке перед гипермаркетом.

— Я знаю об этом, дальше!

— Я рассказала об этом Игорю Васильевичу, и следом Свету убивают. И я подумала на него… И сказала об этом в полиции.

— Красавица! — зло фыркнула Ирина.

— Он не простил. Уволил меня. Потом прошло время. Все разрешилось. Он позволил мне вернуться.

— Чтобы снова спать с тобой? — Ирина скрипнула зубами и чуть не скомкала карточку на столе, которую ей принесла Нина.

— Нет. Это было всего один раз. Больше ничего такого… — Ляля сильно покраснела, судорожно сведя колени. — Игорь Васильевич ничего такого больше не допускал.

— Ну да, ну да. — Ирина рассеянным взглядом уставилась на изображение собственного мужа, о котором она, оказывается, почти ничего не знала. — Не допускал. Не делал. Не убивал. А полиция трясет перед моим носом распечаткой звонка с его мобильного на домашний телефон моей матери. Как раз в тот день, когда мать оформила на него генеральную доверенность на бизнес.

— Я слышала, — кивком подтвердила Ляля. — Простите, но он не мог этого сделать.

— В каком смысле? — Ирина резко выпрямилась, не выпуская фото из руки. Что-то на снимке привлекло ее внимание.

— Вы не могли бы точно сказать, в какой день и время был сделан этот звонок? Просто девочки говорят все разное. Простите…

Ирина взяла в руки копию, которую вручил ей майор Хорцев, и зачитала выделенную жирным строку.

— Он не мог звонить, точно! Простите меня, но в тот день как раз в это время у нас было назначено собрание коллектива. Мы даже на полчаса салон закрывали.

— Собрание? Что за собрание? — Брови Ирины уползли под челку.

— Игорь Васильевич читал нам лекцию о том, как правильно вести себя с клиентами. Это точно было как раз в то время. У меня вот в мобильном даже напоминалка стоит. Я не стерла. Хотите взглянуть?

— Стоп. Покажете, кому надо. — Губы ее расползлись в широкой улыбке. — Лекцию, значит, читал… Ну, Гоша… А телефон? Телефон был при нем?

— Телефон совершенно точно был у него в кабинете на зарядке. Он так сказал. И нам велел все свои телефоны выключить. Звук, в смысле. Даже подчеркнул: свой я оставил в кабинете, не потревожит. И вы звук выключайте.

— Значит, кто-то вошел к нему в кабинет и сделал звонок с его мобильного на домашний телефон моей матери. Кто? Кто, как вы думаете? — Она покусала губы и все же решилась добавить имя: — Ляля?

— А тут и думать нечего. Нинка! Только она могла. Такая дрянь, простите.

— А зачем?

— Чтобы подставить Игоря Васильевича. Она сразу какую-то нехорошую игру против него затеяла. Потому что он ее внимания не принял. Потому что… — И она споткнулась о фразу: потому что он выбрал ее.

Ирина сделала вид, что не заметила ее смущения.

— Да, Гоша не любит стукачей, это точно. Получается у нас что, Ляля? — Ирина потерла ногтем овальное пятно на снимке, улыбнулась. — Получается, что Нина вступила в сговор с моей матерью?

— Или с Верой. Вера Сергеевна ненавидит Игоря Васильевича. Я сама недавно слышала, как она сплетничала с Ниной в комнате отдыха. Дверь была неплотно прикрыта.

— Недавно — это когда?

— Несколько дней назад. Точно не скажу. Явилась, когда Игоря Васильевича не было. С Нинкой уединилась. А я… А я пошла подслушивать. Это так. И мне не совестно. — Она подняла на Ирину красное от стыда лицо. — Эти штучки что-то затевают за нашими спинами. Нам надо быть в курсе, чтобы подготовиться.

— О чем они говорили?

— О каких-то фотографиях. Потом Вера грозила, что, мол, скоро он допрыгается и все такое. Потом она ушла.

— И все? — Ирина, честно, была немного разочарована.

— Был разговор еще о каких-то деньгах, но я ничего не поняла. Простите. Просто подумала, случайно заглянув в пакет Веры, что, видимо, дела у нее идут в гору.

— Почему так решила?

— Потому что там были такие дорогие продукты! Она такое себе никогда не позволяла, а тут вдруг все за Натальей Павловной повторяет. Такие же консервы, что и она ела, такие же точно пирожные. Чтобы Вера когда-то покупала себе натурального краба! Не было такого никогда. Бывали дни, когда она «бомжа» себе в кружке заваривала и ела с аппетитом. А тут вдруг…

— А ты уверена, что все это она покупала себе, Ляля? — Ирина рассмеялась, покачав головой.

— А кому еще? Она живет одна.

— Пирожные, не спорю, могла купить, но чтобы краба… Нет, не могла она его себе покупать.

— Почему?

— Да потому что, Ляля…

— И почему?

Из-под толстого клетчатого одеяла, в которое укутала Егорову его мать, на Кирилла глянула пара горевших интересом глаз. После шашлыков родители ушли в дом, и свет в их спальне погас, а они с Егоровой все говорили и говорили.

— Да потому, что у Веры Сергеевны Ивановой была аллергия на морепродукты и она просто не могла их употреблять в пищу. — Кирилл поворошил старой гнутой кочергой угли в костре, который они развели прямо посреди огорода. — И сладкое она не очень жаловала. И тогда Ирина решила поехать к ней домой и спросить напрямую, что происходит.

— Поехала?

— Конечно. Но в квартиру не пошла. Посидела в машине во дворе, понаблюдала. И увидела в окне свою мать. Та курила возле форточки. Она редко, но позволяла себе подобную шалость. Вера не курила никогда.

— И она пошла в квартиру? И предъявила матери?

— Нет. Она поехала к нам и все рассказала. Это было не при тебе.

— Да. Жаль. Я всегда пропускаю все самое главное, — с обидой протянула Егорова и почесала нос.

От дыма в носу щекотало, то и дело хотелось чихать, но она ни за что не поменяла бы места. Отсюда, с раскладного кресла, в котором она сидела, укутавшись с головой в теплое клетчатое одеяло, ей было отлично видно Кирилла. Передвинься она, сразу будут мешать яблоня и кусты малины.