Ну, все ясно.

Он так разозлился на меня за то, что я подставила его с тем старым домом, что внес мой номер в черный список, и больше я не смогу до него дозвониться.

Ну, нет так нет…

На всякий случай я все же написала ему сообщение, где сказала, что Левенберг похитил Леокадию Львовну и я еду в Михайловский замок по его требованию.

Отправила это сообщение Муравьеву — и устремилась на помощь Леокадии.

Император помолился перед иконами, подошел к постели. Но вдруг он услышал в соседней комнате какой-то странный шум, приглушенные голоса и звуки борьбы.

— Кто там? — воскликнул он настороженно, но ответа не последовало. — Заговор… — проговорил он взволнованно и бросился к камину, где стоял заветный ларец.

Он открыл ларец… и с ужасом увидел, что тот пуст.

— Что же это? — Павел не мог поверить глазам.

Ведь он сам положил священный крест в ларец, сам убрал этот ларец в тайник в Аннушкиной комнате…

Неужели… неужели Аннушка спрятала реликвию? Неужели она встала на сторону заговорщиков?

Император не мог в это поверить — но в то же время не мог найти другого объяснения.

Да и поздно было искать какое-то объяснение, нужно было думать, как спасти свою жизнь…

Бежать в Аннушкины покои?

Но если она участвует в заговоре, в ее покоях его уже поджидают…

Дверь спальни начала открываться.

Император, как мышь, шмыгнул за расписной каминный экран.

В считаные секунды спальня наполнилась людьми — гвардейскими офицерами и придворными. Из своего убежища несчастный император разглядел последнего фаворита своей матери Платона Зубова, его братьев, командира Изюмского полка Леонтия Беннигсена.

Платон Зубов взглянул на царскую постель и в испуге проговорил:

— Птичка упорхнула! Дело не выгорело!

Хладнокровный Беннигсен шагнул к кровати, потрогал постель и сухо произнес:

— Гнездо теплое, птичка недалеко!

Он в два шага обошел комнату и насмешливо проговорил:

— Да вот же она!

Вдвоем с кем-то из гвардейцев Беннигсен силой вытащил императора из-за экрана. Павел пытался вырываться, но сильные офицеры выволокли его на середину комнаты.

— Что вы делаете, господа? Вы подняли руку на своего государя, на помазанника Божьего!

Вперед выступил Зубов, в руках его был какой-то документ.

— Мы не сделаем вам ничего дурного, государь, если вы подпишете эту бумагу.

— Что еще за бумага?

— Отречение от престола. Отречение в пользу вашего сына Александра Павловича.

— Я не стану это подписывать! — Император неожиданно рванулся, высвободился из рук гвардейцев, подскочил к Зубову и ударил его по лицу, воскликнув: — Вы подлец, сударь!

Беннигсен снова схватил его за руки и выкрикнул:

— Не противьтесь, государь! Дело идет о вашей жизни! Подпишите сей же час!

Павел отступил, лицо его побледнело, зубы стучали.

— Ладно, — проговорил он сбивающимся голосом, — давайте вашу бумагу. Я подпишу.

Беннигсен протянул императору документ, но тут между ним и царем возник полковник Владимир Яшвиль, начальник конногвардейской артиллерии.

— Хватит разговаривать! — выкрикнул он. — Теперь он под страхом смерти подпишет все, что угодно, хоть договор с дьяволом, а завтра наши головы полетят на эшафоте! Дело надобно довести до конца, коли нам дороги наши жизни!