22:05 (Таящаяся присоединился (-ась)к беседе)

Сижу в машине на дальней стороне Уэллхаусского моста и смотрю на дьявольский поворот. В голове глухо звучат слова Уоллиса. Они заставляют вспомнить о всех постах на форуме, о всех письмах, всех сообщениях от людей, которые хотят знать, кто я, и что я такое, и когда я собираюсь закончить «Море чудовищ». Я одна здесь, на дороге, но одиночества не ощущаю.

Выцветшие ленты, привязанные к кресту на самом верху Уэллхаусского поворота, неподвижны. Черно-бархатное небо все в звездах.

Вдалеке взвизгивают автомобильные покрышки. Я застываю. В венах вспыхивает молния, в груди змеится страх. Каждый, кто увидит мою машину у Уэллхаусского поворота, поймет, что я здесь делаю.

Проходит минута. Ночь снова затихает.

Мое тело успокаивается, и страх улетучивается, остается только сильное напряжение в желудке, появившееся в тот момент, когда мое имя стало известно всем, и не исчезнувшее до сих пор. Я знаю, что со мной далеко не все благополучно и что есть способы исправить это, но я не могу ждать так долго. Да и зачем нужно приводить себя в порядок, если люди будут по-прежнему ненавидеть меня? Я навсегда останусь их разочарованием, странной девушкой, низкопробной злодейкой, чье место в канализации.

Когда я исчезну, в любом случае все пойдет лучше, чем сейчас; я не буду вносить сумятицу в сплоченную семейную жизнь, или грузить Макса и Эмми проблемами, или своим существованием напоминать Уоллису о том, что он мог бы иметь.

Я устала. Устала от тревоги, так сильно скручивающей мой живот, что не могу пошевельнуться. Устала от бессонницы, от постоянного напряжения. Устала от того, что вечно хочу что-то сделать с собой, но постоянно пасую перед этим.

Смотрю на Уэллхаусский поворот, а он игнорирует меня, как игнорирует всех. Когда я вела машину час тому назад, он казался таким подходящим для моей цели. Даже предопределенным. Столько раз я смотрела на него и думала, что, может, это так хорошо – полететь с него. И вот он передо мной, как раз тогда, когда он мне нужен. Остановившись здесь час тому назад, я считала, что все будет просто – надо только выжать педаль газа и крепко держать руль. Но даже если всего лишь подумать о дальнейшем – о скорости, стремительном броске, падении, – то оказывается: нет, это совсем не просто. Те, кто считает такой исход легким, никогда не оказывались на его пороге.

Все будет о'кей, говорю я себе и заливаюсь истерическим смехом.

Я размышляю о самоубийстве. Конечно, все не будет «о'кей».

Прячу лицо в руках. Я уже больше ничего не знаю. Не знаю, не знаю, боже, я так устала. Я скучаю по Дэйви и моей уютной тихой комнате, где никто никого не обижает, и по постоянному гулу компьютера. Я хочу очутиться там.

Так что, может, нужно ехать домой. Эта мысль притупляет мою панику. Я могу поехать домой. Хотя бы на сегодняшний вечер. Я испытываю больший стресс, сидя здесь, чем находясь дома, и я не должна буду ввязываться во все это. А пока я могу поспать и по крайней мере несколько часов ни о чем не думать.

Да. Так я и сделаю. Опускаю ноги, нащупываю рычаг переключения передач. Все это, не отрывая взгляда от Уэллхаусского поворота, словно он – спящий дракон, способный проснуться и напасть на меня. Не сегодня, думаю я, и эта фраза отпечатывается в памяти. Сегодня ты меня не получишь.

И от этих слов по моим рукам бегут мурашки. Не сегодня.

По асфальту скрипят шины. Впереди из-за поворота появляется свет фар. Он ослепляет меня, когда я нащупываю ремень безопасности и ключи от машины.

Какая-то машина останавливается посередине поворота, рядом с мемориалом. Водительская дверца распахивается, и грузная темная фигура вылетает из машины так стремительно, что спотыкается и с трудом удерживается от того, чтобы не упасть на дорогу. В свете фар бежит человек – это Уоллис, передвигающийся гораздо быстрее, чем я когда либо видела, – а потом он так резко останавливается, что чуть не сшибает плечом мое боковое зеркало.

Он быстро осматривает машину. Наши взгляды встречаются. Он колотит в окно:

– СЕЙЧАС ЖЕ ВЫЙДИ ИЗ МАШИНЫ!

Он не ждет, пока я сделаю это. Рывком распахивает дверь, отбрасывает лежащий на сиденье ремень и приподнимает меня так легко, словно я мешок с листьями. Ставит на ноги у машины и немедленно начинает:

– Ты уже должна была быть дома. Ты не отвечала на телефонные звонки. – Он говорит резко, тяжело дыша. Глаза расширены, лицо пылает. – Почему ты не отвечала на звонки?

– Я выключила телефон. Я сейчас поеду домой. – Я не обязана выкладывать ему всю правду. Он уже знает ее. Я вижу это по его глазам, наполняющимся слезами.

А затем он крепко обнимает меня. Он совсем забыл, какой он большой; я откидываюсь назад, чтобы приладиться к его груди, он сжимает меня так, что дыхание с силой вырывается из моих легких, и мое тело – от макушки до пальцев ног – вроде как покалывают горячие иголочки.

Я не двигаюсь. Я пока еще не могу двигаться.

– Ты был зол. – У меня получается говорить только шепотом.

– Господи, Элиза, да нет же. – Он не отстраняется от меня, чтобы сказать это, а наоборот, сжимает руки еще крепче. Его голос снова и снова надламывается, будто он выстреливает одно слово за другим. Все его тело дрожит. – Мне на все это наплевать. Ты приехала сюда из-за меня? Я был такой сволочью. Я должен был видеть – я видел, что происходит, но я не… Я даже не пытался помочь, я был таким идиотом, зациклился на том, чего хотел… – Он вдыхает носом воздух, тяжело, голос у него громкий и по-прежнему ломается. – Пожалуйста, не надо. Пожалуйста. Я не могу потерять на этом кретинском повороте кого-то еще.

И тут до меня, наконец, доходит, что я хотела сделать и что сталось бы с Уоллисом, и тоже начинаю плакать.

Как ужасно было бы, осуществи я задуманное. Как ужасно, что он нашел меня здесь, думающую об этом.

– Прости, – икаю я. – Я не… Я не хотела… Я не подумала. Я вообще не думала. Я не должна была – только не здесь.

– Нет, нет. – Он хватает меня за шею. Пальцы у него сильные, они успокаивают меня, не дают отстраниться. – Я просто рад, что ты жива. Вот и все. Ты не плохой человек. Пожалуйста, не думай так.

– Но я лгала тебе. И прозаический вариант – это так важно. – Мои руки передвигаются по его бокам, спине к плечам. – Это так важно, чтобы ты делал то, что хочешь – писал, учился в колледже.