Я не в состоянии думать о Коуле, Лис, Чандре и Меган. Я пропустила их встречу в «У Мерфи» в прошлые выходные. Не могла смотреть им в глаза. Я лгала им, как лгала Уоллису, а они в первую очередь его друзья. Они будут так же злы, как и он, а может, и еще того злее.

Вхожу в класс и вижу, что лицо Уоллиса словно высечено из камня. Смотрит он куда-то в сторону. Несколько человек оборачиваются, чтобы взглянуть на меня, но большинство занимаются своими делами. Уоллис достает бумагу и начинает что-то писать. Миссис Граер сидит за своим столом, ее голова опущена, глаза смотрят в книгу у нее в руках. Из-под правого ее рукава чуть-чуть виднеется самый кончик татуировки. Если бы я о ней не знала, то ничего не заметила бы.

А я надеялась, что это было очередным кошмаром. Тату. Некое иллюзорное видение, посетившее меня, – ведь тот день был таким странным.

Но оказалось, что нет. На руке учительницы большими буквами, словно боевой клич, вытатуирована наиболее популярная фраза из «Моря чудовищ»: «В МОРЕ ОБИТАЮТ ЧУДОВИЩА». Да, миссис Граер. Да, это так. И вы одно из них. Вам не положено было выходить на поверхность воды, но вы ослушались. Вы рванули наверх, и теперь я никогда не смогу забыть, что видела вас. Никогда не смогу забыть, что вы существуете.

Опомнившись, обхватываю руками шею. Создатели не должны так относиться к своим фанатам. Не надо желать, чтобы они исчезли. Благодаря им у меня есть… у меня есть хоть что-то. Благодаря им я могу заплатить за колледж, за графический планшет, благодаря им я могу заниматься тем, что люблю. Надеюсь, Оливия Кэйн никогда не проникнется ко мне подобными чувствами.

Оливия Кэйн.

Я не знаю точно, что с ней сталось, но понимаю, что не хочу того же для себя.

Достаю из рюкзака тетрадь и открываю ее на чистой странице. Прежде я ни за что не стала бы пытаться связаться с ней. Мое сердце лопнуло бы от такой попытки, и я слишком боялась бы ответа, который могла получить.

Но наступили иные времена.

Остаток дня в школе я провожу с зажатым в руках аккуратно сложенным втрое письмом к Оливии Кэйн.

За ланчем во дворе Уоллис протягивает мне «переговорный» лист через его уставленный едой поднос. По крайней мере все это хоть кому-то не испортило аппетита.

Что это?

Таковы первые слова, сказанные вслух или написанные, с которыми он обратился ко мне после сцены у меня в комнате. Даже посмотрев ему в лицо, на язык его тела, я не смогла разобрать, что у него за тон. Он огорчен? Ему любопытно? Он же не может быть обеспокоен, верно? Я даже не знаю, почему он сейчас сидит со мной. Привычка, наверное.

Письмо Оливии Кэйн, пишу я в ответ. Сегодня во дворике есть и другие ученики, поэтому мне не хочется произносить это вслух.

Уоллис хмурится. Можно мне его прочитать?

Тереблю сложенное письмо меж пальцев. Оно не предназначено для глаз Уоллиса. Он не протягивает за ним руку. Но не будет ничего плохого в том, что он прочитает его. Может, тогда он поймет то, что я пыталась объяснить ему раньше. Он даже может подсказать мне, нужно ли что-то в нем исправить – он, в конце концов, писатель.

Нет, это же письмо ей.

Он читает его и ничего не говорит.

Придя домой, нахожу конверт и марку в мамином-папином кабинете и отношу письмо в почтовый ящик. Несколько лет тому назад адрес издателя Оливии Кэйн появился на форуме «Детей Гипноса», там принимали предназначенные ей письма. Не знаю, собирают ли они их по-прежнему и отсылают ли ей хотя бы часть. Шансы на то, что она прочитает мое послание, ничтожны, а на то, что она ответит, еще ничтожнее. Но мне все равно – ведь существует вероятность, что она отпугивает людей от своих владений ружьем, крича как банши.

По крайней мере я должна попытаться.

– Элиза, почему бы тебе не пройти сюда и не сесть на кушетку? Устраивайся поудобнее.

– О'кей.

– Будешь что-нибудь пить?

– Э. Может, воду.

– Пожалуйста. Я рада, что ты решила прийти поговорить со мной.

– Я не собиралась. То есть меня уговорили родители. На самом-то деле я не люблю разговаривать. Просто хочу покончить со всем этим.

– Конечно. Я прочитала вопросник, который ты заполнила для меня и соотнесла его с тем, что рассказали мне твои родители – такое впечатление, что этот учебный год оказался для тебя своего рода американскими горками.